Александр Плотников - С прибоем на берег

Отведать арестантских харчей трюмному Чугунову так и не пришлось. «Щука» срочно покинула базу, вышла в открытое море. Придерживалась строго рекомендованных фарватеров, то и дело встречая тревожно гудящие сиренами тральщики и слыша нередко гулкие взрывы подсеченных тралами мин.

Инженеры, почти все пожилые, сухопутные люди, настороженно прислушивались к отдаленным гулам. Командир не счел нужным скрывать от них всю опасность плавания. Только Наталья Сергеевна не выказывала беспокойства. Она сразу же обзавелась добровольными помощниками, самыми активными среди которых стали Сенюшкин с Чугуновым. Они наперехват подносили Наталье Сергеевну вовсе не громоздкие и не тяжелые приборы, а трюмный по собственной инициативе научил ее пользоваться всеми необходимыми корабельными системами.

Без тени смущения она приняла услуги Чугунова, болезненно уязвив самолюбие вестового Сенюшкина, и тот, в свою очередь, сделал ответный ход: явился на раздачу ужина не в застиранной куртке, а в жестком от крахмала белом офицерском кителе. Где он .сумел его раздобыть, так и осталось невыясненным.

Поладила Наталья Сергеевна и с замполитом, которого запросто стала называть по имени-отчеству, а он ее и вовсе - Наташей. Они обращались друг к другу, как старые и добрые знакомые.

И только при встречах с командиром лодки женщина смущенно отводила глаза. Взгляд же капитана третьего ранга Мирского был официально нейтрален, сопровождался вежливым кивком головы.

Самые сведущие в экипаже люди - вестовые. Они много видят, слышат, запоминают и делают выводы. От Сешюшкина Наталья Сергеевна узнала о безупречной холостяцкой репутации командира, который лишь для единственной женщины сделал исключение, прикрепив ее фото над изголовьем. В увядшем, с сеткой морщинок лице без труда угадывались его собственные черты.

Конец июля на Черноморье выдался жарким. Едва поднявшись над горизонтом, солнце жадно слизывало жиденький утренний туман, его лучи щупальцами спрута прилипали к металлическому корпусу лодки, прогревая насквозь ее оболочку. От непрерывной работы вентиляторов горели предохранители, и все равно температура не опускалась ниже тридцати градусов, а большая влажность сделала отсеки настоящими парными.

В другое время формой одежды стали бы трусы и полотенце на шее, но из-за гостьи пришлось поступиться обычаем. Пример подавал сам Мирский. Даже к обеденному столу он выходил в наглухо застегнутом кителе. Зато от шикарного наряда вестового Сенюшкина осталось жалкое воспоминание, так как почти после каждой раздачи харча китель приходилось сушить на вентиляционном раструбе. Лучше всех - в легкой блузке без рукавов - чувствовала себя Наталья Сергеевна, только и ей хотелось порой, чтобы в дымящейся миске борща вместо желтых кружков навара плавали кусочки льда.

Особенно было душно по ночам. В крохотной, величиной в два шкафа, командирской каюте нечем было дышать, мокрые простыни прилипали к телу. Даже в редкие часы отдыха капитан третьего ранга Мирский не мог забыться настоящим, освежающим сном. А однажды, проснувшись и откатив дверь, чтобы пустить хоть немного свежего воздуха, он увидел в раскрытой каюте напротив разметавшуюся на кургузом диванчике женщину в рубашке с кружевной оборкой на груди.

Назавтра Сенюшкин перенес его постель на парусиновую койку к торпедистам, а по боевым постам передали устное распоряжение Мирского, запрещающее без надобности появляться ночью в офицерском отсеке.

- То ли еще будет! - кратко прокомментировал это событие мичман Придыбайло.

А замполит в подходящий момент спросил командира:

- Не напрасно ли чудишь, Сергей Егорович? Домой вернемся - в дивизионе проходу не дадут.

- По мне пусть хоть на весь флот разнесут, - хмуро буркнул Мирский, - а во втором зевакам делать нечего!

Замполит внимательно глянул на него, улыбнулся каким-то своим мыслям.

- Тебе влюбиться надо,- вдруг сказал он. оторопевшему командиру, - чтобы плесень военная с тебя сошла.

Мирский выразительно крутнул пальцем возле виска, бросив странный взгляд на замполита.

- Нет, в самом деле, - невозмутимо продолжал Иван Ильич. - Приглядись получше к Наташе. Чем тебе не невеста? Не был бы я женат, ни за что б не уступил.

- Та-ак, - нараспев произнес командир. - Выходит, ты, Иван Ильич, решил стать сватом.

- С чего ты взял? Просто сказать тебе хочу: зря ты сычом па нее глядишь. Ей и без того круто в жизни пришлось. Ленинградскую блокаду перенесла. И жених у нее на фронте погиб. Летчиком был. Это она для виду лихость на себя напускает. Поверь мне, Сергей Егорович, ведь я учитель и в людях немножко разбираюсь… Душа у нее нежная и незащищенная.