- А сам ты разве посвящал меня в свои отношения с ней?
- Да нет у нас с Наташей никаких отношений! - резко вскинулся Федор. - Ты сам не хуже меня это знаешь, - добавил он тихо.
- С чего ты взял, что я знаю?
- Да с того самого… Скажи мне, Юрко, - произнес ор после паузы, - она на самом деле тебе нравится или…
- Что или?
- Или ты просто так ей голову морочишь? - холодно прищурился Федор.
- Хотя мы и друзья, но позволь не отвечать на этот вопрос, - сказал Юрий, отворачиваясь к стене и давая понять, что хочет спать.
Юрий припомнил весь этот разговор спустя несколько дней, возвращаясь в гарнизон из части десантных кораблей, куда ездил для согласования вопросов взаимодействия. Задумчиво смотрел через лобовое стекло газика на низко стоящее над лесом солнце, опушенное багровыми перьями облаков.
- На следующем перекрестке сверните направо, - сказал Юрий водителю. - Мне надо заехать в Сосновку. Вы там бывали?
- Подвозил однажды сестру нашего комбата, товарищ гвардии лейтенант.
- Значит, знаете, где сельский клуб. Мне как раз туда и надо.
Машина затормозила возле здания необычной архитектуры, в котором угадывались контуры бывшей кирхи.
- Добрый вечер, - поздоровался Юрий со стоящей возле дверей клуба женщиной. - Как мне найти товарища Родионову?
- Наталью Федоровну? Поднимитесь на второй этаж, последняя дверь налево.
На потемневшей дубовой филенке резко выделялась новенькая пластмассовая табличка с надписью «Завклубом».
- Можно войти? - постучав согнутым пальцем по косяку, спросил Юрий.
- Пожалуйста! - откликнулась Наташа и, быстро справившись с замешательством, добавила: - Никак, товарищи шефы пожаловали? Милости просим!
- Ну я пошла, Наталья Федоровна, - заторопилась совсем юная девчушка.
- Не забудьте, Танечка, репетиция завтра ровно в восемь. Предупредите всех остальных.
- Хорошо, Наталья Федоровна.
- Ваши сотрудницы сообразительны, не хуже моих матросов, - улыбнулся Юрий и, помявшись, добавил: Я воспользовался вашим приглашением. Может, не вовремя пожаловал?
- Отчего же? Я вам очень рада.
- А домой вы не собираетесь? Я на автомашине, могу подвезти.
- Домой? Честно говоря, я собиралась поработать до восьмичасового автобуса, но ради такого гостя готова отложить все дела. Только, Юра, знаете что? Если не торопитесь, то отпустите свою машину и давайте махнем пешком по лесным тропинкам! Пошуршим листьями. Хорошо?
Шофер удивленно глянул на лейтенанта, когда тот велел ему ехать в часть одному, но, заметив в окне клуба Наташу, понимающе улыбнулся и завел мотор.
«Нынче же поделится новостью с корешами, - посмотрев ему вслед, подумал Юрий, - а через пару деньков казарменный тэлеграф сообщит ее Федору Ермоленко».
- Вот я и готова! - сказала Наташа и лукаво улыбнулась: - Вы не опасаетесь брать меня в проводники?
- Надеюсь, вы не заведете меня в болото.
- Непременно, чтобы вы меня потом вытащили из трясины! Кстати, как ваши руки?
- Все зажило, шрамы вот только остались.
- Шрамы украшают мужчину.
За околицей они пересекли небольшой выкошенный лужок, вышли на опушку леса, пламеневшую от усыпанных оранжевыми ягодами кустарников.
- Это дафничка, - пояснила Наташа,- или в просторечье волчья ягода. Каждую осень стоит она такая красивая и никому не нужная. Обидно, правда?
- Да. А вы знаете, у нас в Сибири об этом кустарнике существует легенда.
- Какая? Расскажите, пожалуйста!
- Было это, говорят, очень давно, еще в языческие времена. Росла у одного жреца бога Ярилы красавица дочь. Глаза у нее - словно голубые звезды, на щеках отблеск утренней зари, а коса - будто пучок солнечных лучей. Придет на посиделки, парни забывают своих суженых, а молодые мужья жен, сбиваются, как зачарованные, в безмолвный кружок и с дочери жрецовой глаз не сводят. А та даже бровью не поведет, улыбкой никого не одарит. Каждый день возле ее подворья женихи в очередь стоят. На крыльцо восходят добрыми молодцами, а обратно идут плечи опустив и головы понурив, на старцев похожие. Всем отказывает красавица: один статью нехорош, у другого кудри плохо вьются, третий носом не вышел… Только далеко не уходят неудачники, бросаются вниз с крутого обрыва на острые камни. А по ночам пирует их останками волчья стая… Во многих домах стон гудет - оплакивают сыновей своих неутешные родители, красу привередницу проклинают. Долго терпели люди, а потом собрались всем миром и пошли к старому жрецу.
- Уйми, - говорят ему, - дщерь свою, пока весь наш род она не сгубила.
Читать дальше