Олег Смирнов - Свет небесный

Я с криком проснулся:
во мраке ночном
за окнами гулко
шарахался гром.

И молнии мчались
за кем-то вдогон,
а пол колебался
под собственный стон.

Наружу я выбежал —
город исчез,
как будто бы занавес
рухнул с небес...

Словно в платье балетное
разнаряжена лебедь, —
и приходит рассветное
время в ласковый трепет.

Лебедь крылья разбросила,
замедляя движенье...
В светлом зеркале озера —
твоё отраженье.

И восторг, и отчаянье
без тебя, златокудрой.
Словно парус, отчалила
ты в осеннее утро.

Всё равно, по чьей вине —
срок разлуки долог.
Одиночество во мне
ноет, как осколок.

Блеск зрачков и смуглых щёк,
локон вьётся круто,
и натянут свитерок
прямо вмиг как будто.

Но, прощай, прости, забудь...
Вновь тебя, ревнуя,
где-нибудь, когда-нибудь
с кем-нибудь сравню я...

Память, замыкая круг,
будто ненароком
обожжёт касаньем рук,
позабытым током...

Себя один в тиши
я воздухом врачую.
А надо мной — стрижи:
«Ну, здравствуйте!» — кричу я.

И каждый лёгок, лих, —
привольно на свободе.
Я счастлив, что у них
уже птенцы в полёте.

Машу им вслед рукой:
Счастливый путь, стрижата!
И песней молодой
вся облачность объята.

Вспыхивают нехотя зарницы
над уральским гребнем Откликным.
Хвойный лес как будто бы дымится,
тянет ветром — северным, сквозным...

Пахнет можжевельником... Темнеют
травы луга... Чмокает вода...
На дороге — лужи лишь чернеют,
всюду — ни единого следа.

И совсем разжижена, размыта
станция Кувалжиха дождём.
Молнии... И ухает сердито
где-то под Воздвиженкою гром.

Тобой любуюсь я, —
сквозная, продувная, —
ты осень не моя,
ты осень проходная.

Другая мне мила —
огниста, рыжевата,
что по тропе мела
листву — сплошное злато.

Мне, видно, чудодей
прислал её на счастье.
И злата золотей
ты шла по ней, глазаста.

Замедлен листопад, —
успеешь, мир побелишь...
И ярок ещё сад
благодаря тебе лишь.

Такое не забыть,
как первое свиданье.
Дано мне век любить
её неувяданье.

Снег в предгорьях, на хребтах Урала
и в заречном глинистом логу.
Полыхают ветки краснотала
на миасском низком берегу.

Холодно, безоблачно, бесстрастно —
приутихли даже ветряки.
Но среди сугробов так прекрасно
неозябшее лицо реки.

Но упорно двигается наледь, —
в ширь, в длину — велик её оплот.
До весны упрячет воды заметь
снежная и синий-синий лёд...

И с рекой прощаюсь я на мысе,
хлёсткий ветер по лицу сечёт.
Но весёлой согреваюсь мыслью,
что и подо льдом вода течёт.

Вдоль опушки рощи,
около скирды
вьются по пороше
свежие следы.

Разбираю почерк:
зайчик — прыг да скок,
косачей цепочка,
птичий бисерок.

Кружево и вышивка
гладью и крестом...
Вот виляла мышка
маленьким хвостом.

Чудо что творится!
Будто школьный класс
пачкает страницы —
кто во что горазд!

Сидят и не враждуют меж собой
серьёзные орлы, смешные совы,
сработанные резчика рукой —
кудесника с ухватками Бажова.

Хозяин улыбается, строча
свои стихи, над ними воспаряя.
А рядом, несравненна и свежа,
струится песня дерева живая...

Так и живёт он — весь в цветах, в мечтах
и чудодейных любопытных птицах!
Крик петуха и крик небесных птах
мне слышен на любых его страницах...

У всех такое впечатленье,
что у весны нехватка сил:
знобит её, но отопленье
котельщик Мира не включил.