Олег Смирнов - Свет небесный

Не кинешься им вслед вперегонки,
и не удержишь, будто плоть, в неволе.
Подпрыгивая, к берегу реки
они спешат, как перекати-поле...

Вершит свой путь, всему наперекор,
времён нерасторжимых вереница.
И зло грозит добру, и до сих пор
людей по странам развела граница.

А думы всё — о новом, светлом дне,
в нём — сокровенные мои заботы,
судьба его небезразлична мне,
как птице в синь манящие высоты.

И от степей и до Уральских гор,
охватываю мыслью мир зелёный,
и непрерывен, зорок мой дозор,
и чуток слух...
И в тишине бессонной
всё думаю о страждущей Стране,
о днях былых и о грядущем дне...

Твой взгляд —
и жаркий, и молящий...
Движенье пальцев по щеке...
Каким оно нам мнилось,
счастье,
у тех излучин на реке?..

Как мы дерзали...
Как хотели
дождаться солнечных минут...
И как мечтали
о метелях,
что наши беды заметут...

И всё
о чём-то нам вздыхалось...
Всё что-то грезилось в тоске...
А счастье?..
Видно, там осталось,
у тех излучин на песке...

И суета, и тяжба с мелочами,
и нервность —
всё осталось позади...
Как птиц,
надежды с ранними лучами
на волю выпускаю из груди.

Они взлетают,
затевая танцы, —
стрижи, кукушки, ласточки, скворцы,
поют синицы, —
юности посланцы, —
улыбчивую песню: ци-ци-ци...

И соловей безудержен, неистов,
рванулся —
петь все ночи напролёт,
не заглушая мелодичных свистов,
не выдвигаясь из певцов
вперёд...

Какой ансамбль,
хор, — ежели хотите, —
вот красота, вот истинный уют...
Прислушайтесь на миг,
не проходите,
надежды-птицы те для вас поют.

Наложил он на имя запрет,
не открылся другим поколеньям...
«Неизвестный армянский поэт» —
начертали под стихотвореньем.

Понимаю певца до конца,
утверждал он, той памяти стоя:
важен стих, а не имя творца;
подвиг сам, а не имя героя...

А бывает — отнюдь не секрет —
имя есть, и награды, и званья,
но, однако, ни капельки нет —
божьей искры, азарта, призванья...

Немощна, ворчлива, бледнолица...
Спутница совсем не по летам,
мысль — пора бы мне угомониться —
наступает, ходит по пятам.

Не лихачу, не гоню по трассе,
на руле — спокойная рука,
зорок глаз... Но много ли в запасе
остаётся дров и огонька?

Опыт мне подсказывает сразу:
порох, мол, в пороховницах есть, —
всё ещё при мне — душа и разум,
и пока не заржавела честь.

Не пришла пора угомониться
и себя покоем окружить.
И покуда будет сердце биться,
мне с любовью велено дружить.

Помню чётко вас красивою,
развесёлой, озорной...
Вы идёте молчаливою
мимо, мимо, стороной.

Оттого и мне не пишется,
остудила вдруг печаль.
Листья тополя колышутся,
улетают птицы вдаль...

Тяжело мне без приветствия
в ваших выцветших глазах
разглядеть вмиг тайну бедствия,
словно бурелом в лесах.

Может, скука заведения
вас застала в выходной;
может, смена впечатления
тяготит вас не впервой?

Возвратите взгляд приветливый,
тот — весёлый, озорной,
искренний и не кокетливый,
в этот, в этот выходной.

И свою печаль прогоните,
и моей исчезнет след.
Вы мне заново напомните,
что я всё ещё поэт...

Как коротка пора
тепла, цветенья...
Вновь краски
начинают увядать...
На переломе осени —
смятенье...
Зима к весне
впадает в благодать...
И лишь тебе, поэзия,
как свету
от солнца,
нет ни края, ни конца...
Коль ты Поэт,
и, окунувшись в Лету,
ты воспоёшь и сына и отца.
Вселенная —
поэзии начало,
чей — вечен срок,
распев — её удел,
в ней солнца лик,
она нас обвенчала
с мечтой,
с надеждой
и с величьем дел...

Поэзия — просторна...
Вошли в мои слова
и борозды, и зёрна,
и неба синева,
и моря позывные,
и нити синих рек,
и дали островные,
и будней вечный бег;
в них вовсе не случайны —
и радость, и беда,
признания и тайны,
ошибок чехарда,
и страсти озорные...
Не зря, волнуя грудь,
мои стихи земные —
крылатые чуть-чуть...