Юлия Друнина - Метель

О, рыбки-пираньи,
Ох, крошки-пираньи,
Кровавыми вы
Знамениты пирами.
В те реки,
Где вы затаились угрюмо,
Вступает с опаской
И гордая пума.
Ах, рыбки-пираньи,
Малютки-убийцы,
Вам сладостно
В жертву любую вцепиться
И яростно рвать
Ее тело частями
Железными крошечными
Челюстями…
О, мини-убийцы!
Со скоростью света
Любого очистите вы до скелета…
Но в теплом, уютном
Стеклянном жилище
Из рук деликатно
Берете вы пищу.
Плывете,
Умильно виляя хвостами,
Веселою стаей,
Забавною стаей.
Неужто пиранье —
Исчадию ада —
Всего-то пробиться
В аквариум надо?

Играют
Ублаготворенные рыбки,
Их челюсти
В сытой застыли улыбке…

Да, кошка гуляет сама по себе
И шкуру давно продубила в гульбе
Хоть вовсе не стала мудрее,
К тому же совсем не добрее.
Да, кошка гуляет сама по себе!..

Что ж, хочешь остаться собою —
Держись
За место на крыше,
За право на жизнь
И будь безоглядною в драке:
Пусть хвост поджимают собаки.
Да, кошка гуляет сама по себе!..

А если тебе наломали бока,
Ты, их облизав,
Оклемавшись слегка,
Опять — королевой на крыши,
В подвалы, чтоб в панику мыши.
Да, кошка гуляет сама по себе!..

Не пригреешь —
Не укусит:
Так в народе говорят.
Как целителен, приятель,
Твой почти смертельный яд.

Хоть хорошего здесь мало —
Побелевшая стою,
Но от сердца оторвала
Там пригретую змею…

Хоть не носишь ты порты
И филфак окончил,
Пишешь почему-то ты
Не «теперь», а «нонче»,
Пишешь ты не «что», а «шшо»,
«Он хотит», «мы хочем»,
«Лепо» вместо «хорошо»,
Потрафляя очень
Другу-критику
С душой
До того кондовой,
Что он пепси
Ни за шшо
Не пригубит —
Слово!

Настоящий патриот
Самой высшей пробы,
Лишь «Российскую» он пьет,
Если нет «Особой».

Летом я жила в деревне
У старушки древней-древней
И казалась молодушкой
Рядом с этою старушкой.

Все хозяйка говорила:
«Мне бы да твои года!
Мужичка б приворожила
Симпатичного тогда».

Да, была я малодушной
Рядом с этою старушкой

В хатке-небогатке ейной,
Стал быть, на краю села,
Я теорию Эйнштейна
Наконец-то поняла!

Пожалуй, не так уже часто
Друзья нас в беде предают.
Но вот испытание счастьем —
Сложней получается тут.

Ты болен — примчатся в больницу,
Притащат домашний супец.
Но стоит тебе отличиться —
Всем дружеским чувствам конец.

И станут поглядывать косо,
Завидовать и обсуждать.
Вот если останешься «с носом» —
Вернут свою дружбу опять…

Талант — диковинная птица:
Лежал в пыли,
Вдруг в небо взмыл.
Не просто
С этим примириться
Тому, кто не имеет крыл…

А провожая долгим взглядом
Диковинную птицу ту,
Всем людям
Радоваться надо
За высоту,
За высоту!

Влюбленный в землю,
Он любил и небо,
Да так, что без него
Прожить не мог.
Но этот гений,
Этот полубог,
По мненью многих,
Мудрым вовсе не был.
И то сказать —
Творил бы в тишине,
Своим лишь, кровным,
Занимаясь делом…

Пилот Сент-Экс
На грянувшей войне
Был горячо
И леденяще смелым.

Он в небесах
Остался навсегда…
Гори в угрюмом космосе,
Гори,
Безумная и мудрая звезда
Пилот Сент-Экс,
Поэт Экзюпери!

В краю угрюмом, гиблом, льдистом,
Лишен семьи, свободы, прав,
Он оставался коммунистом,
Насилье высотой поправ.
Да, высотой души и чести,—
Пожалуй, «планки» выше нет…
Не думал о себе, о мести —
Лишь о стране в оковах бед.
Шел сорок первый — лихолетье.
О, как в штрафной просился он!
Не соизволили ответить,
Начальник просто выгнал вон.
И хмыкнул: «Во, дает очкарик!
Но только нас не проведешь!»
И тот ушел, в момент состарясь:
Еще бы! — в сердце всажен нож.
В бараке пал ничком на нары,
Убит, казалось, наповал…
Но разве даром, разве даром
Он власть Советов защищал?
И зря ли по нему разруха,
Как по окопу танк, прошла?
Сказал себе: «Не падать духом!
Нельзя сегодня помнить зла.
Обязан я забыть, что ранен,
Вперед обязан сделать шаг…»
Он на партийное собранье
Собрал таких же бедолаг.
Таких, как он, — без партбилета…
Подпольным, тайным был их сход.
(Эх, жаль, что протокола нету!)
И он сказал: «Настал черед
Нам позабыть обиды, беды,
Лишь помнить общую беду.
И думать только про Победу,
Как в восемнадцатом году.
Отсюда выйдем мы едва ли…
Но, братья, Родина в огне!
И в шахте, на лесоповале
Мы тоже нынче на войне.
Нам тяжелей, чем там , в траншее.
Но верю — час придет, поймут,
Что даже и с петлей на шее
Партийцами мы были тут.
Конечно, что быть может горше,
Чем слыть врагами в этот час?..»
А утром, на плацу промерзшем,
Не опускали зеки глаз.
И удивлялся их конвойный,
На пальцы мерзлые дыша,
Чем были, лес валя, довольны
Те, в ком лишь теплилась душа.
И почему, в полусознанье,
На землю падая без сил,
Все про какое-то собранье
Очкарик чахлый говорил…