Василий Казанцев - Прощание с первой любовью

Что — мщения жажда? Что — яростный гнев
Пред тихою бездной печали?
Склонился. И на землю сел, ослабев.
Как ноги бессильными стали…

Ложился туман. И вздымался туман.
Неслись под копыта каменья.
Немало он видел кровавых полян.
И много расширил владенья.

Дубравы шумели. Пылали костры.
И молвилось слово согласья.
И пело копье. И гремели пиры
На славу. И не было счастья.

Не пристает репей, не колется осот.
Всем телом слышится свобода
От зноя едкого. Несет
Корой черемухи из огорода.

К лицу ласкается, шурша,
Чего–то теплого, сырого
Волна… Как ночи добрая душа,
Вздыхает в темноте корова.

Упорная пчела листает книгу луга.
Сменяя и тесня ребячливо друг друга,
Страницы легкие шуршат. Янтарный мед
С бесчисленных страниц прилежная возьмет.
Хмельного, знойного пройдет пора июля.
Морозная зима падет. В каморке улья,
В сонливой темноте прошедших дней черед
Польется медленно, потянется… Не мед
Притихшей вспомнится — цветов горящих вьюга,
Взывающий простор, и блеск, и шелест луга.

С землею смешанные стружки.
Рассыпчатая, как зола,
Земля. Притихшие зверюшки,
Предметы смотрят из угла.

Сквозь щель в доске полоской длинной
Наклонно белый луч сквозит.
Мерцающая паутина
Беззвучно по лучу скользит.

Скчт, вниз клонящийся отлого.
С усилием вперед гляжу.
Как в обморок глухого лога,
Под ветви плотные вхожу.

Здесь сушь, а кажется, что сыро.
Пустынно и полутемно.
…Как будто из другого мира,
Влетает ласточка в окно.

И я бы волю чувству дать
Сумел со щедростью завидной.
Я мог бы плакать и рыдать
И до упаду хохотать.
Да только почему–то стыдно.

Все тлеет, тлеет глубоко —
Не гаснет мысль, как закавыка.
Что грубо это все и дико.
И не по–взрослому легко.

Ветер был и стволов напряженных гуденье,
И раскрылася высь. И предстало светло
В небе древо ветвистое. Древо–виденье.
Полыхнуло, рассеялось, сердце прожгло.

И остались взлетевшие оцепенело
Кисти рук, обожженные до черноты.
Устремленное — до неподвижности — тело.
Заостренные страстью, как смертью, черты.

День окончится скоро.
Ветер, слабо подувший…
Эти дальние горы —
Как высокие души.

Погустевший, потухший
Воздух. Звездная млечность.
Эти горы — как души,
Отлетевшие в вечность.

Распахана земля. Лоснится влажный блик —
По вздыбленным пластам, обильно освещенным,
Рассеянно скользит, летуче многолик…
Разверстая земля огнем пылает черным.

Над пашней, над землей, высоко взметена,
Сминая на пути сама свои пределы,
Раскатисто летит воздушная волна.
Летит и шелестит. И этот пламень — белый.

Колышущийся свет. На запад и восток.
Далекий край небес с далеким поля краем
Сливаются. Стою, затерянный росток,
Творящих двух стихий теплом обуреваем.

Будет темень длиться.
Неба край белеть.
Ночь — большая птица
Надо мной лететь.

Солнце ввысь взовьется.
Солнце вниз падет.
Темный лист свернется.
Много лет пройдет.

В шорох неустанный,
В легкий шум куста
Вновь войти заставит —
Память? Нет. Мечта.

…Тот берег с коричневой глиной,
Тот плес в голубом серебре,
Беззвучный, приветно–пустынный,
С далекой полоской утиной, —
Тот день нескончаемо длинный,
В безветрии, в солнце, в жаре,
Застыл, как пчела в янтаре…

Стрелой летел с обрыва.
Стремительный прыжок
Мучительно–счастливо
Мне страхом сердце жег.

Другой горяч и молод.
Не свой слежу полет.
Чужой полетный холод
Сильнее сердце жжет.

…И вновь захочется туда,
Где запах молодого сена
Стоит, как тихая вода,
И тает, тает постепенно.
И не растает никогда.

Невидимой могучей силой
Углы и стены покосило.
Столбы и жерди тяжело
Повывернуло, повело.

Трава вязка, жирна. Рассадник
Бурьяном заглушен густым.
Подгнивший опрокинув тын,
На волю хлынул палисадник.