Уильям Шекспир - Все сонеты Шекспира

Что о тебе найти в своём мозгу
не смог я для бумаги и чернил?
Что о своей любви сказать могу,
чего я в честь твою не говорил?
Я всё сказал, мой мальчик! Но с тех пор,
как дорожу я именем твоим,
«Ты — мой, я — твой», — подобных слов повтор
мне, как молитва, стал необходим.
Любовь, достигнув вечности вершин,
ущерба старику не принесёт;
и места не находит для морщин,
и в мальчики-пажи берёт господ,
и вспыхивает в том, чей внешний вид
не о любви — о смерти говорит.

Не говори, что сердцем я фальшив,
хотя в разлуке гаснет всякий пыл.
С душой своей расстаться поспешив,
её в твоей груди я поместил.
В тебе — мой дом любви, и если я
уйду, как пилигрим, то, возвратясь,
я времени не сдамся, ведь своя
при мне вода смывать свою же грязь.
Хотя природе свойственны моей
грехи, что кровь любую горячат,
не верь, что я душою стал грязней,
отвергнув твой чистосердечный клад.
Ничтожен этот мир, и только ты
благословенен, светоч красоты!

Всё верно: я сводил себя с ума,
ходил в шутах, скитался там и сям,
сбывал святые чувства задарма,
любовью новой досаждал друзьям.
Всё верно: я на правду, как чужой,
едва смотрел, но, заблужденья смыв,
всё испытав, я молод стал душой,
и ты узнал моей любви порыв.
Но всё прошло, любовь моя жива!
Не стоит мне дразнить свой аппетит,
чтобы не мучить друга — божества
любви, что у меня в душе царит.
На небеса меня ты призови —
в объятья чистой, искренней любви.

Преступницу Фортуну упрекни —
богиню роковых моих грехов —
за то, что меньше дали мне они,
чем публика и нравы городов.
Я весь своим заляпан ремеслом,
как будто краской руки маляра,
и честь моя помечена клеймом…
Утешь меня — воскреснуть мне пора!
Дай мне лекарства уксус, и пока
мои заболеванья не пройдут,
не будет горечь для меня горька,
суров не будет твой суровый суд.
Но если ты меня утешишь сам,
меня навек излечит твой бальзам.

Ты утешением своим сотрёшь
рубцы злословья с моего чела.
Кто б ни судачил, плох я иль хорош,
ты чтишь во мне добро, не видя зла.
Ты — весь мой мир, и больше никого
нет для меня, и я погиб для всех.
В сомненье я без мненья твоего,
в чём для меня бесчестье, в чём — успех.
Чужие речи в пропасть бросил я,
чтобы ни льстец, ни клеветник не смел
смущать меня, глухого, как змея.
Навек от них отречься — мой удел.
Так прочно ты царишь в мозгу моём,
что, кажется, всё умерло кругом.

С тобой расставшись, я прозрел душой,
а взор, что мне указывает путь,
хотя и не походит на слепой,
но не имеет зрячести ничуть;
Глядит, но мозгу не передаёт
ни птицы очертаний, ни цветка,
поскольку обнаруженных красот
не в силах распознать наверняка;
Добру и злу, рассветам и ночам,
уродству и вершине красоты,
стрижам и галкам, рекам и горам
присвоить норовит твои черты.
Ты у меня в душе, и потому
она не верит взору моему.

Ужель мой мозг, где ты взошёл на трон,
вдыхает лесть, холеру королей?
Или мой взор правдив, но, увлечён
любовною алхимией твоей,
из мерзких тварей и аморфных тел
твои подобья — ангелов — творит
и, где бы луч его ни пролетел,
плохому придаёт прекрасный вид?
Нет, вьётся лесть у взора моего,
и, чтобы мозг мой поглощал её,
мой взор, усвоив слабости его,
готовит королевское питьё.
И это грех, но если в чаше яд,
сначала пьёт его мой грешный взгляд.

Я лгал, твердя в стихах, что не могу
тебя любить сильней, но отчего
не разгореться ярче очагу,
что полыхал вовсю и до того?
А время, чьим причудам счёта нет,
вползает в повеленья королей,
тупит желанья, портит кожи цвет,
уводит ум от сущности вещей.
Зачем, страшась мучений временных,
я не сказал: «Нельзя любить сильней!» —
и, укрепясь в сомнениях своих,
жил днём одним за счёт грядущих дней?
Любовь — дитя, и разве я бы мог
растеньем пышным называть росток?

Союзу верных душ чинить помех
не стану я. Любви не знает тот,
кто от её греха впадает в грех,
а если повелят уйти, — уйдёт.
О нет! Любовь — ориентир земной,
твердыня в шторм, знакомая звезда,
что с непонятной силой за собой
влечёт неисчислимые суда.
Любовь не служит Времени шутом,
хоть красоте серпом грозит оно;
меняться каждый час и с каждым днём
любви до самой смерти не дано.
А докажи мне лживость этих слов, —
и нет любви, и нет моих стихов.