Михаил Ткаченко - Кто нас выпустил в дикое поле...

Этому полю хвалиться бы хлебом,
Не происходят в судьбе чудеса,
Видит свершенья одно только небо,
Нам не доступны всех звезд голоса.
Поле да воля. И лугом низина.
Там, где цветение
счастью под стать,
Там я и рос, как простая лозина,
Даже свистком не умевшая стать.
Но преподносят просторы любезно
На вседознанье святые права:
Где от росы зеленеет железо,
В майские ливни ржавеет трава.
Вспомнили,
хоть и вовек не крестились,
И удивились, зайдя за редут:
Травы целебные здесь сохранились,
Жаворонки только здесь и поют.

Стараешься, лезешь из кожи,
В почете же циник и хват.
И чувство озноба и дрожи
В тебе, словно ты виноват.
За то, что в ответе не с небом,
Но с. богом плодов он живет,
А только в союзе с потребой
Моря с островками жует.
С лесами и травами вместе.
Что птенчики, что светляки,
Да реки ему, как спагетти,
А что там уже родники.
Над мастером время смеется,
Неужто стараешься зря,
И думать одно остается,
Что это вообще западня.
Так сколько же можно итожить
И жаловать тот аппетит,
Что жить он нормально не может,
Тебе же потом не простят.

Поспела, клонится пшеница
Под голубым шатром небес,
Скрипит вагончик за станицей;
Скрепленный гвоздиками весь.
Не по велению призыва,
Что приколочен на боку,
Приют на время перерыва
Дает косцу и ходоку
А было время, скольких миру
Без назначения развез.
Какому он служил кумиру…
А подобрали без колес.
Наклейками журнал давнишний
В нем высветлял нутро хитро,
Весь прошлый он, но разве лишний
С портретом Ленина вагон.
Ну как сказать, что он преступник,
Ведь в годы те без маеты
В нас каждом шельмовал отступник
От этой сельской красоты.

Я — хлебороб.
Судьбой к тому же…
Подумали однажды вы,
Что мне дано пахать не глубже
Той, плодородной глубины.
И как высокий ветер хватит,
Считай, дела мои плохи.
Я узнаю земли характер,
Не отрываясь от сохи.
Такое дело не простое.
Мы то и можем, сеем, жнем,
Ведь глубина на этом поле
И есть пахучий чернозем.
Чтоб не осотом сотым воля,
Жируя, гнала зеленя…
Здесь лучше всех о прошлом помнит
Лишь хлеб скосившая земля.
И так ее рассказы внятны,
Кто ношу сам готов нести.
Она то взгляду необъятна,
А то вмещается в горсти.
И от реки моей глубокой
До птицы в небушке степном
Идет трава весенним соком,
А по траве весенний гром…
Но птицы осенью устало
Здесь плачут все‑таки не зря,
Ведь не летят куда попало,
А вот куда велит земля.

Я вырос, где поле, где вольному воля,
Где каждая лужа канун водопоя,
Где верится в вечность, поскольку трава
Еще не теряла на землю права.
Ее перепева розливы видали,
Все камни развалин, степей валуны.
Да вы бы меня с полуслова узнали,
Над хатой прибита подкова луны.
С мечтой о хорошей удачливой доле
Здесь жизнь недосмотрела
все кущи сама.
Долиною, речкою, садом и полем
Несет золотые свои семена…
Где стану я тем, кем я был
когда–то
(А что принесете мне
на круги своя):
Подсолнухом ярким, тополей у хаты.
А выдумки наши, как порох, горят.

Мы расстанемся вновь,
Будет очень коротким прощанье.
Превосходством кровей,
Благородством души не кичись…
До спасения — ночь
Беспредельного отчего края.
И на полном скаку
До Азовского края домчись.
Смерти нет. Эта ночь
Не обманом берет Ахиллеса,
А бессмертьем его.
Тешит скифскую слабость свою.
Юной конницы пыль.
Киммерийскую даль занавесив,
Рвет на память полынь
За сарматскую удаль свою.
Это гуннов ведет
Понизовьями Дона расправа,
Каждый ранней зари,
Словно крови врага, зачерпнул.
О, свободный народ,
Тяжела твоя грозная слава,
Но дары от врагов
Вновь сегодня легко помянул.
Сколько их полегло
От индийского пойла и яства,
От разбойных походов,
Справлявших покорность и дань
От хазарских хаканов,
Чинивших разоры славянству,
Неужели не поздно
Призвать к разуменью славян.
Мы расстанемся вновь,
Может, это извечная участь,
Долг невольников чести
Миссиям присяги святой.
Пусть нам скажут, что нас
Ничему и победы не учат…
На обратном пути
Никому никогда не везло.