Михаил Ткаченко - Кто нас выпустил в дикое поле...

Всего‑то вымысла собрали,
Пожить да складно умереть.
А как возвышенно болтали
О том, что будет лучше впредь.
И надо ведь всего‑то, дядя,
Построить дом, раскинуть сад,
Созвать друзей, на век не глядя,
И скатерть бросить наугад.
Пускай цветущая поляна
Почувствует всех сил прилив
И в шляпу с мятыми полями
Бросает косточки от слив.

Накликали в Россию новых бед.
Заговорили, что господь бессилен.
Но пусть вас не коснется сущий бред
Всех бесполезных этих говорилен.
С развалин храма не придет никто.
Не ждите дармовщины попечений…
Где он, союз с сочувственной толпой?
Такой союз на первом камне тленен.
Со мной на равных Бог заговорил
И в душу дал такой волшебный пламень,
Что остается только воскресить
В былые дни разрушенное с вами.

Люблю читать вчерашние газеты,
Где первых впечатлений ветерок,
Уже другим дыханием согретый,
Еще витает тайно между строк.
Корреспондент ругает тетку Марью,
Что вместо поля холит палисад…
В Финляндии какой‑то Вейнко Харью
Установил рекорд в ходьбе назад…
Полярники пустились без расчета,
Их льдина в неизвестности плывет.
Но там уже дождались самолета,
Хотя и был у них слепой полет…
Так я читал вчерашнюю «пекарню»,
Своей привычке прямо стал не рад.
Опять мы опоздали — некий Харью
Установил рекорд в ходьбе назад.

Неистощимы земли тут и воды…
Есть, есть такой на свете уголок,
Где человек — не баловень природы…
Смотри, какие скирды наволок!
В крестьянских ульях тяжелеют соты,
Ждут новины богатой закрома.
Тут измеряют лето солью пота,
А не скупым листком календаря,
Живем в глуши,
Но в ней души не чаем.
Пусть труден хлеб,
Земля черным–черна.
Не по газетам — сердцем замечаем,
Что есть теперь, что видели вчера.

Царит вокруг волненье и смятенье.
Предательство гуляет и разор.
Теперь бы крикнуть:
Лопнуло терпенье,
Но входит в моду тихий разговор.
И верят все за данную погоду.
Хлам сведений скирдуют в кругозор
И непременно к лучшему исходу
Все доводы плетущих этот вздор.

Уже я думал про невесту,
Как женихом лихим войду,
И мне казалось, что не к месту
Припомнил нам отец войну.
Что вот среди обыкновений,
Прислушайтесь, и сад не спит,
Не просто так, а к переменам
В ночь ветка яблони скрипит.
И склон, терновником поросший,
Как отвернулся от села.
Земля, что дарит хлеб хороший,
Порой от кровушки пьяна.
Да, это поле не простое,
Где батя ходит дотёмна,
Хранит оно в своем раздолье
Всех войн осколки, ордена.
И ходят дальними лугами
Герои пахот всех времен,
Где фейерверк листвы над нами
В честь этой жизни вознесен.

Дороги, только кажется, молчат.
Они порой так разволнуют душу…
На них подковы всех эпох стучат,
Приди на перекресток сам, послушай.
По ним прошли железо и огонь,
Солдаты шли, и сироты, и вдовы,
И пела тут и плакала гармонь…
Как тягостно, когда навек из дома.
И я по той же,
Словно снова в бой.
Саднят душа и сердце, босы ноги.
А жаворонок тот же надо мной,
И своды те же, те же наши боги.
Но что в тревоге
милый край родной,
Иль не на счастье вишни золотые,
Или не любы губы, что впервые
Созрели для любви. Прости. Постой.
Замри. Они идут по сей дороге,
Те, кто с мечтою о земле и боге
Здесь, взгляда не подняв,
тогда прошли.
Их эти вишни просто не нашли.
И так они горят и черно–красны,
И так боятся, что опять напрасно
Во всю красу земную зацветут,
А мимо равнодушные пройдут.

Но будь на то…
По правилам давнишним
Скажу я, чтобы вас не обижать:
Конечно, не ходить по этим листьям,
А как всегда над рощами летать. .
Мы также мыслим до поры убого,
И наши откровенья не просты.
Никто не видит выхода другого,
Как только жечь высокие костры.

Голубые воды по заливам,
Голубые и на глубине.
Я и позавидовал, завидно -
Вся краса земная не ко мне.
Золотой пыльцою у дорожек,
Золотою в зарослях пылит,
С каждым днем любой цветок дороже,
А один особенно горит.
Как волнует сердце ожиданьем!
Только б, говорю, не пустоцвет -
Самое счастливое свиданье
Озарит собой на много лет.
Поведет лесами и горами
По дорожкам. Что там соль и хлеб!
Яростные самые — сгорают.
Мудрые — живут на сотни лет.
Мне с тобой и радости, и муки!
Пьяные от солнца соловьи.
Есть любовь, но нет о ней науки.
Только губы жаркие твои.