Владимир Высоцкий - Избранное

Пусть пробуют они. Я лучше пережду.

[1966]

В ресторане по стенкам висят тут и там

Три медведя, заколотый витязь,—

За столом одиноко сидит капитан.

— Разрешите? — спросил я. — Садитесь!

Закури! — Извините, «Казбек» не курю.

— Ладно, выпей! Давай-ка посуду…

Да пока принесут… Пей, кому говорю!

Будь здоров! — Обязательно буду.

— Ну! Так что же, — сказал, захмелев, капитан, —

Водку пьёшь ты красиво, однако,

А видал ты вблизи пулемёт или танк?

А ходил ли ты, скажем, в атаку?

В сорок третьем под Курском я был старшиной,

За моею спиною — такое!..

Много всякого, брат, за моею спиной,

Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!

Он ругался и пил, он спросил про отца.

Он кричал, тупо глядя на блюдо:

— Я полжизни отдал за тебя, подлеца,

А ты жизнь прожигаешь, паскуда!

А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!

А ты водку тут хлещешь со мною! —

Я сидел, как в окопе под Курской дугой,

Там, где был капитан старшиною.

Он всё больше хмелел. Я за ним по пятам.

Только в самом конце разговора

Я обидел его, я сказал: — Капитан!

Никогда ты не будешь майором!

[1966]

Опасаясь контрразведки, избегая жизни светской,

Под английским псевдонимом «мистер Джон Ланкастер

Пек»,

Вечно в кожаных перчатках, — чтоб не делать отпечатков, —

Жил в гостинице «Советской» несоветский человек.

Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью,

Щёлкал носом — в нем был спрятан инфракрасный

объектив, —

А потом в нормальном свете представало в чёрном цвете

То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.

Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,

Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный

склад.

Искажённый микропленкой, ГУМ стал маленькой избёнкой,

И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.

Но работать без подручных, может — грустно, может —

скучно.

Враг подумал, враг был дока, — написал фиктивный чек.

Где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана

Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.

Епифан казался жадным, хитрым, умным, плотоядным.

Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.

В общем, так: подручный Джона был находкой для шпиона.

Так случиться может с каждым, если пьян и мягкотел.

— Вот и первое заданье: в три пятнадцать, возле бани,

Может, позже, может, ране — остановится такси.

Надо сесть, связать шофера, разыграть простого вора,

А потом про этот случай раструбят по Би-би-си.

И еще. Оденьтесь свеже, и на выставке в Манеже

К вам приблизится мужчина с чемоданом, скажет он:

— Не хотите ли черешни? — Вы ответите: — Конечно. —

Он вам даст батон с взрывчаткой — принесёте мне батон.

А за это, друг мой пьяный, — говорил он Епифану, —

Будут деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин… —

Враг не ведал, дурачина, — тот, кому всё поручил он,

Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.

Да, до этих штучек мастер этот самый Джон Ланкастер.

Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек.

Обезврежен он, и даже он пострижен и посажен.

А в гостинице «Советской» поселился мирный грек.

[1966]

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

— Мы в очереди первые стояли,

А те, кто сзади нас, — уже едят.

Им объяснили, чтобы не ругаться:

— Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, ведь это — иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?

Но люди всё ворчали и ворчали,

Наверно, справедливости хотят:

— Мы в очереди первые стояли,

А те, кто сзади нас, — уже едят.

Но снова объяснил администратор:

— Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, ведь это — делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?

А люди всё кричали и кричали,

А люди справедливости хотят:

— Мы в очереди первые стояли,

А те, кто сзади нас, — уже едят.

[1966]

Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!

Во первых строках письма шлю тебе привет.

Вот приедешь ты, боюсь, занятой, нарядный,

Не заглянешь и домой — сразу в сельсовет.

Как уехал ты — я в крик — бабы прибежали:

— Ох, разлуку, — говорят, — ей не перенесть.

Так скучала за тобой, что меня держали,

Хоть причина не скучать очень даже есть.

Тут вон Пашка приходил — кум твой окаянный.

Еле-еле не далась — даже счас дрожу.