Расул Гамзатов - С любовью к женщине

Видел я: под руку вел ты ее,
Я и руки протянуть ей не смею.
Нежность тревожит – несчастье мое,
Зависть терзает меня все сильнее.

Хоть на тебя обижаюсь и злюсь, —
Друг, похвали меня девушке этой!
Строчку мою ей прочти наизусть:
Мол, не слыхала такого поэта?..
Как-нибудь, к случаю, наедине
Доброе слово шепни обо мне.

Тот ветхий домик, где ты родилась,
Мне ста дворцов дороже во сто раз.

Две груши, что шумят в твоем окне,
Как сад тенистый, тянутся ко мне.

На улочки кривые я смотрю,
На слезы скал, встречающих зарю.

Как ценности музейные, они
Овеществляют прожитые дни.

Тут босиком ты бегала, а там —
Кружилась, как ягненок, по лугам.

Цветы рвала здесь и купалась ты…
Я всматриваюсь… Кто там рвет цветы?

А вот твой класс, скопленье парт пустых.
Где ты сидела? На какой из них?

Я у доски. Я мел в руке держу,
Как ты когда-то. Только не пишу.

Едва завидел школу я, тотчас
Мне показалось: вот ты входишь в класс,

Вот косы разметались по спине,
Вот галстук красный замелькал в окне.

И я стою, не в силах наглядеться
На милое твое живое детство.

Давай размахнемся, мечтая,
С тобой и, была не была,
К себе призовем, дорогая,
Из горного края орла.
Любви нашей ношу навьючим
И будем в надзвездье парить,
И сильную птицу научим
О нашей любви говорить,
Чтоб реки рассказу внимали
И в ближнем, и в дальнем краю,
Чтоб всюду они понимали
Земную улыбку твою…
Летим!.. Если шаль твою ветер
Сорвет вдруг – я силой верну,
А дождь загудит на рассвете —
Я в бурку тебя заверну.
Нам путь самолеты уступят,
А летчики крикнут: «Салют!»
Туманы уйдут за уступы,
И тучи в моря уползут.
Прикажем мы дремлющим стаям
Петь лучшие песни свои.
Мы бурю уняться заставим
Верховною властью любви.
А ночью, чтоб не заблудиться,
Погасшие звезды зажжем.
Ты глянешь – и вспыхнет зарница,
Вздохну я – покатится гром.
Под нами пути-перепутья,
Хребты, города, корабли,
И рыбы, и звери, и люди,
И милые звуки земли…
Пусть смотрят за нашим движеньем
Москва, и Эльбрус, и Цада,
Пускай твоих глаз отраженье
Качает в заливах вода.
Пусть все тебе будет подвластно:
Махнешь – и столица внизу,
Вздохнешь – и закружатся в пляске
Четыре аварских Койсу.
И лес, свои краски развесив,
Приветствовать будет тебя,
И птицы, кружа в поднебесье,
И туры, с обрывов трубя.
Запляшут в чащобах медведи
И мошки над сушью степей,
Завидев, как празднично светит
Им солнце улыбки твоей.
Летим же, любовь моя, высшей
Дорогой – мечты и орла,
И, если орлиных не сыщем,
Пусть мчат нас стальные крыла!

Мне было шестнадцать и двадцать – тебе,
Любви нас связало шаманство,
И я, покоряясь святой ворожбе,
Поклялся хранить постоянство.

Мне стукнуло двадцать! Мы сверстники, и
Лесов зеленеет убранство.
И, двадцатилетней, тебе я в любви
Все так же храню постоянство.

Мне стукнуло тридцать. Летели года,
Порой проявляя тиранство,
Но, двадцатилетней, тебе, как всегда,
Я честно хранил постоянство.

Теперь мне за сорок. Но наперекор
Летам, что легли, как пространство,
Я, двадцатилетней, тебе до сих пор
Безумно храню постоянство.

И без вины готов я повиниться
За то, что жизнь людская так пестра,
За то, что слезы на твоих ресницах
Блестят сейчас, как на моих вчера.

Мы по полям то скачем, то елозим,
Жизнь так непостоянна, и прости
За то, что конь тебя ударил оземь,
Как сбросил мой меня на полпути.

Часы, твердя, что день прошедший прожит,
Бьют на твоей и на моей стене,
И боль моя тебя кольнет, быть может,
И боль твоя доставит горе мне.

Есть губы, не целованные сроду,
Глаза, вовек не видевшие свет,
Но губ, что не дряхлеют год от году,
И глаз, не знавших слез, на свете нет.

Мы лето молим о дожде и громе,
Мы дождь клянем осеннею порой,
И могут нынче быть поминки в доме,
Где был вчера, быть может, пир горой!