Борис Брик - Шамиль

Содрогается вокруг
Вся земля от гула,
И достиг зловещий звук
До ушей Стамбула.

Захватил седой Стамбул
Свой клинок дамасский
И поспешно заглянул
За хребет Кавказский.

Видит старый, что близка
Гибель тариката,
Что измучены войска
Младшего собрата.

И решил прибегнуть он
К низкому обману
И, притворно огорчён,
Молвил Дагестану:

«Долго ль будешь нелюдим,
Волей утешаться,
Покровительством моим
Брезгать и гнушаться?

Или друга оттолкнёшь
В дерзостном упорстве
И погибнуть предпочтёшь
Ты в единоборстве?

Я полмира озарил
Факелом Корана
И навеки усмирил
Тигров Тегерана.

Хоть гяуров всё сильней
Вылазкой тревожишь,
Но без помощи моей
Ничего не сможешь.

Не надейся на клинок,
Погнутый и ржавый.
И найди приют у ног
Дружеской державы.

Мне покорны все края
В мусульманском мире,
Слава бранная моя
Катится всё шире.

На краю своей земли
Стал я при Босфоре.
И гяуров корабли
Запер в Черном море.

Не страшится мой народ
Русского сардара,
И страна моя цветёт,
Как весной чинара.

Водоём в саду моём
Синеву пронзает
И серебряным копьём
В небе исчезает.

И не молкнет птичий хор.
И в прохладе сада
Дивных вымыслов ковёр
Ткёт Шахерезада.

Ятаган свой закалив
В пламенном Дамаске,
Правоверными халиф
Правит без опаски.

И эмиры дальних стран
В прахе распростёрты,
Словно суру, чтут фирман
Оттоманской Порты.

Общей связаны судьбой
Верные сунниты.
Мы учёностью с тобой
Оба знамениты.

Оба смело мчимся в бой,
Молимся на Мекку…
Так признай же над собой
Братскую опеку!»

«Не согласен, – говорит
Дагестан Стамбулу, —
Предан исстари мюрид
Своему аулу.

Ведь червонцами бренча,
У твоей чинары
Всю листву, как саранча,
Съели янычары.

И, свирепостью дыша,
Пламенем одетый,
Ненасытный твой паша
Душой своей витает.

Пусть не в золоте клинок
И ножны потёрты —
Не сложу его у ног
Лицемерной Порты.

Вечно видеть в ней врага
Я не перестану;
Вечно будет дорога
Воля Дагестану.

Для того, кому мила
Только доблесть сердца,
Кроме горного орла,
Нет единоверца.

И, не знавшие цепей,
Два свободных брата —
Мне Койсу моя милей
Тигра и Евфрата!»

И, сказав, исторг клинок,
Сотворил молитву
И, как прежде одинок,
Устремился в битву.

И предрёк Стамбул тогда
Гибель тариката,
Отступившись навсегда
От меньшого брата.

И, рукой махнув, пропал
За Эвксинским Портом —
Там, где пенящийся вал
Слился с горизонтом.

«Дежурил по штабу дурак-генерал
По долгу присяги и чести.
Под Адлером рапорт царю написал
О том, что я сгинул без вести.

Но как я смеялся над шуткой такой…»

Мой час настал и, правду обнаружив,
Потомству всё поведать я готов.
Пора открыть, что прапорщик
Бестужев
Кончает жизнь средь горских
удальцов.

Я тот, кого убитым на завале
Сочла в былом родимая земля,
Кого своим наибом называли
В аулах гор мюриды Шамиля.

Кто двадцать лет, заброшен
в край скалистый,
Блуждал в горах, как новый
Агасфер,
Для всех – навек исчезнувший
Марлинский,
Для Шамиля – изгнанник Искандер.

Язык молвы, сменивший звон булата,
Сынов нужды порочащий хитро,
Виновен в том, что автор
«Аммалата»
Берется вновь за старое перо.

Но, небылиц немало напечатав,
На этот раз рассказываю быль,
И потому надменного ренегата
Заменит здесь задумчивый Шамиль.