Елена Ананьева - Южное солнце – 4

О смерти думайте, но только иногда,
Побольше все же думайте о жизни.
Плывете в океане и вокруг вода,
Пловцу важнее волны, а не брызги.

Дно очень глубоко и суша далеко,
И надо плыть пока тебе плывется,
Под воду тело можно опустить легко,
Но есть еще душа, что в небо рвется.

Ей помогите вольной птицей воспарить,
Поверив в то, что бренно только тело,
И с этим дальше продолжайте плыть и жить,
И вам до смерти станет меньше дела.

Человек летал, как птица,
Плавал рыбой, бегал зверем,
Ну, к чему еще стремиться,
Облик чей им не проверен?

Говоря высоким слогом,
Он – творец, есть вдохновенье,
И пытается быть Богом,
И бывает, но – мгновенье.

А потом годами, веком,
Сочиняя мифы, сказки,
Остается человеком,
Надевая чьи-то маски.

А если я себя предам,
Дай Бог понять мне это,
Чтоб наказал себя я сам —
С самим собой вендетта.
Я стану «кровник» сам себе,
И, не потупив взгляда,
Смирюсь, воздав хвалу судьбе,
Не попрося пощады.
Горькая смесь
На горячем снегу,
На холодном огне
Я живу, как могу,
Я живу, как во сне.
Потому не всегда
Успеваю понять,
Что вокруг за среда,
Где мне правду искать?
Путь, казалось бы, прост,
Вот – начало, конец,
Там рожден, тут погост,
Тот – герой, тот – подлец.
Но обман простота,
Перекручена вязь,
Что вчера – чистота,
Нынче сумрак и грязь.
Новость там, новость тут,
Ничего не поймешь,
В них в обнимку живут
Сестры – правда и ложь.
Словно в море прибой —
То угрозы, то лесть,
Постоянно с тобой
Эта горькая смесь.

Где море, где небо? Я вижу одно
Огромное голубое пятно.
Различья ушли, облаков нету кружев,
Черта горизонта все уже и уже.
В глазах голубеет, в глазах бирюзит,
И в море над небом чайка парит.
И кажется, в мире не так уж черно,
Спасибо тебе, голубое окно.

Воздух светлый, воздух вешний,
Воздух давний той поры,
Голубей полет, скворешни,
Детство, жизнь – лишь часть игры.

То, что дальше, все отринешь,
Не захочешь вспоминать,
Ленточка близка, и финиш
Не заставит долго ждать.

Только чувство – что паришь ты,
Под тобой – весенний сад.
Запахом цветущей вишни
Возвращаешь все назад.

Весна. В пустыне аистов сезон.
И небо ожило от их круженья,
Птиц белых мощных крыльев черных зонт
Парит над нами. Чую в сердце жженье.

Я помню с детства аиста крыло
Считалось, мир, добро приносит в хату,
Но почему ж тогда не помогло?
Везде война и павшие солдаты.

Излишне полагаемся на птиц,
А сами развязать узлы не можем?
Посылом из воинственных столиц
На горле их захлестываем вожжи.

Держитесь, аисты! Ведь ваш полет
Так нужен многим странам и народам.
Боль в сердце ноет, не проходит, жжет…
Птиц перелет. Явление природы.

А смерть лишь только проводник в миры иные.
Как хочется поверить в это нам, живым.
Рассудок трезв, но по душе мечты хмельные,
Молитвы, словно заклинания твердим.
Нам верится, что там, за дальним горизонтом,
Где троп земных уже кончается пунктир,
Есть, не измеренный пока научным зондом,
Радушный, ждущий нас, заветный вечный мир.

Мы сдвигали кружки с простеньким вином,
Иногда плеснув в них и кубинский ром.
Запевал негромко кто-то из ребят
Песню, что придумал дорогой Булат.

Очищали песни молодую жизнь,
Уходила серость, исчезала слизь.
И в сердцах оркестрик маленький звучал,
Каждый в том оркестре в юности играл.

Поменялись страны, пронеслись года,
Но остались песни с нами навсегда.
Напевает кто-то под гитару стих,
Улыбнешься сразу: ты среди своих.
Дружили гармошка со скрипкой
Дружили гармошка со скрипкой,
Играли в умелых руках.
Гармошку встречали с улыбкой,
А скрипку с печалью, в слезах.

Они кочевали по свету,
По свадьбочкам, похоронам,
Братание странное это
Никак не понять было нам.

Владельцы их, пьющие оба,
Русак и галутный еврей,
Толстяк и, как спичка, худоба,
Совсем непохожи, ей-ей.

Что общего у музыкантов,
Запойная к музыке страсть?
А может сдружились таланты,
Чтоб в жизни совсем не пропасть.