Чарльз Буковски: О кошках (сборник)

но хороший настрой поломался
я отложил издание
и уставился в потолок
в пространство повыше где полагается быть
Богу
и тут услышал:
МЬЯАУУ!

следующий блудный кот что явится под мою дверь так и
останется
блудным.

он мужчина в редеющей майке линялой
революции
двигает математику своей нечистоты к
предельному нулю
и просыпаясь нынче утром с лососевым привкусом
на языке
я подумал о нем
хоть чувство такое что попаґ подавай
или его экономку
погладить меня по причинным местам чтоб хоть искра
величья затеплилась

в руке у него письмо
от богача из Санта-Фе:
«ты скользишь, соскальзываешь, мы с В.
были твоими поклонниками много лет
серьезно тревожимся из-за твоего творческого
спада – хоть популярность твоя, похоже, идет
в гору. не сходить ли тебе к психиатру и не
выбить пробку из
задницы?
Дж.»

таблетки алказельцера пауками ползут к жизни
а его белый кот сидит в окне
глядя на него
мой кот хорошо выглядит, думает он,
моему коту не надо вечно ДОБИВАТЬСЯ
во всеамериканской молотьбе
и он сует свой нос
свой всеамериканский нос
в резкие пузырьки что никогда не нужны коту
и выпивает пузырьки
а пот 18 пив вчерашней ночи и пинты скотча
ползет вниз по ушам его и шее

надо позвать Жирного Фредди Говномета
надо найти латунную гору и спрятать под ней свою душу
лоточника

снаружи в кусте подымается птица
попавши меж солнцем и ним
и сень огромной тени крыла
проходит над ним
проходит над краем дома —

кот сигает на сетку
и всё сразу старше Нормандии и Сталинграда
и бомбежки портов

Уинстон Черчилль
с мозгом ребенка
на подбородке слюна
машет отуманенной любовью толпе
из высокого окна
и тут же мертв
как почти все
остальное

но мужчина в редеющей майке:
его кот сердит
сетка его предала
и желтые глаза кота спускаются к его
как глаза мелкого предпринимателя
кто некогда его уволил за то, что бил баклуши на
складе

«срать на тебя, – говорит он коту, – и
срать на все бесталанные замашки моего
усыхающего таланта».
30 минут спустя
та первая бутылка пива
лучше любого секса где бы ни было на земле
с какой ни возьми крупнозадой коровой
с кого он когда-либо шелка и кружева
срывал

он заходит в спальню где сидит его женщина
укачивая в животе его дитя
и берет из руки ее сигарету
сует ее себе в рот
и кашляет кашляет кашляет
и все равно усыхающий талант
думает он, я уже слышал такой кашель:
лошадь поперхнулась слюной закусивши железные удила
когда тянула первый помойный фургон
по морозному бесполезному утру
в каком-то городишке
где только у одного мужика
«мерседес»

он потеет
должно быть смердит
но стены учтивы
и он протягивает полпива в бутылке
а женщина говорит:
«надеюсь, ты не всерьез наговорил все это
вчера вечером».
«а, только хорошее».

«ну, так-то конкретнее».
«ты не собираешься сегодня бухать?»

«самую малость, милая. я же трус».

«покорми кота».

«ага».

у дверей мальчишка из «Западного союза». он ему дает
незначительные чаевые и мальчишка убегает
потея
американский ловчила
боже его спаси

КРАЙНИЙ СРОК НОМЕРА ОРИГИНАЛЬНОЙ ПОЭЗИИ
ВЫХОДИТ СЕНТЯБРЕ
СЕГОДНЯ 17 АВГУСТА БУДЕМ ПРИЗНАТЕЛЬНЫ ВАШ
ВКЛАД ЭТОТ
УНИКАЛЬНЫЙ НОМЕР НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ
ДЖИН КОУЛ ЖУРНАЛ АНТРАКТ
3212 СЕВЕРНЫЙ БРОДУЭЙ
ШИКАГО
ИЛЛ

«кто-то умер?»
он протягивает ей
телеграмму

«ууу, ты знаменитый!»

«вижу как наяву: мы с Жене и Сартром
потягиваем выпивку в уличном кафе в
Пари».

«а они кто?»

«никто. другие гении».

«а. ладно, кота
покорми».

и я покормил кота
выпил еще 18 банок пива и
написал
вот это.

здравые заросли, спящий
цветок, я просыпаюсь

мимо окна моего проходит охотник
4 ноги замкнуты в ярком покое
желтой и синей
ночи.

жестокая странность цепляется в войнах, в
садах —
желтая и синяя ночь взрывается предо
мной, атомная, хирургичная,
полная звездных соленых
бесов…