Сергей Морейно - Берега дождя - Современная поэзия латышей

P.S. чист Кастальский источник
Грааль в истоках нирваны

Прикосновение воды —
дрожь кожи, мышц, тока крови,
дрожь и воспоминания, глубже и ярче тех,
что присущи памяти человека – подкожная,
внутримышечная
и внутривенная память рыб, водорослей и
птиц.
Под черепом дышит ледник – на его
ладони нить моей пуповины.
Прочие нити оборваны – голое
тело летит в воде, волнуясь, как
водоросль, как водопад.
Без жалости, без ностальгии —
мгновение милосердия к изгнанному из
Эдема.

душевное тепло выцыганенное у ветрениц
страждут сирые духом
выпевают тоскливо
как далеко бы
могло быть отсюда до моря?
и кто позабыл
отогнать лошадей —
так в небесах и пасутся
серые и спокойные
серые и спокойные
лучатся подземные жилы
корни и сочлененья
сложим ладошки молясь
оробело
веруя в то, что нас услышат
надеясь на то, что нас
не увидят

Река переполнила наши глаза,
когда стояли, обнявшись,
наши руки вплетались
в небеса, в пески,
в прибрежные мхи,
как же мы зыбки, мой
милый, как же зябки,
прахом став, восставали,
рассеяны ветром,
воспаряли, воспылали,
воссоединялись,
встав вот тут,
чтобы звучать голосами,
исполненными
кликов, откликов,
чтобы звучать —
как же мы зыбки,
мой милый,
тáя,
ликуя.

Речь:
смехом на устах,
словами,
слезами и кровью своими
на устах —
желтые ядовитые цветы целовал,
хмелел и в желтую пыльцу падал,
ликуя, пыль дороги и самое язык
забывал, всем телом ликуя;
не так ли в детстве далеким утром, из дому
гуськом – мгла мреет на солнце, крыши
млеют и не соврешь – все согласовано
в роде, лице, числе, времени
и в пространстве;
речь, как звериными глотками Бог речет
поэзию.

когда шел дождь
мы всё еще смиренно и
яростно ловили в шуме
капель насущную весть
о небе отчем доме о детстве обо
всех делах наших и днях и некогда
вызубренном Возлюби Ближнего Своего
мы лежали рядом
век не смежая покуда
абрисы наших тел
не слились в один
глубоко под нами
перекрестья подземных жил
подмигивали путеводными
звездами кореньямFкометам
зрели змеиные залежи
грунтовые воды зудели и
кости и цацки давно умерших
названивали – Возлюби Ближнего
пока шел дождь
мы знали всё
о Любви

Капли сумерек незримо роятся в воздухе
в моей памяти город этот
продолжает жить
отстрочен пунктиром
пионово-сиреневых соцветий
провисая меж ними
будто огромный неведомый
едва прикрывающий старые безумные
колени подол
хозяйка по вечерам
возвращаясь домой
нескончаемо дундит одной лишь ей
внятную музычку
с вожделением глядя
уже только
в небо

ластясь мостами, ласкаясь башнями
гулена, расстрига, монашка
ясная, голубая, прекрасная высь
грязно-серо-изжелта-ржавая здесь
всевидящ глаз и всеслышащи уши
большая уродливая аистиха на крыше
высидит деток
и обкорнает им души
как боярышник в парке
бледной немочью чуть свет на ногах
в угаре, в запаре к вечеру на рогах
падает навзничь в свои огни
бранится, блюет и плюется ими
тысячей ртов и языков
в хороводе вони, пьяни
и мотыльков
запахи, запахи – над улицами и над водами
над движимостью и недвижимостью
живностью и мертвечиной
телами в конвульсиях страсти
стыда и смерти
Вдруг на миг все вокруг затихнет —
сто колоколов на ста языках
возвысят свой простой чистый голос —
жестокое израненное сердце обращается к небесам