Юлия Качалкина - Редакция

Хесин. У меня есть сын. И еще дочь. У меня двое.

Юрий Геннадьевич. И она с двумя так и ушла?

Хесин. Да почему же – с одним. А с другим ушла другая.

Юрий Геннадьевич смотрит вопросительно.

Хесин. У меня было два… телевизора.

Действие перемещается новую однокомнатную квартиру на пятом этаже красивого сталинского дома. Уже совсем темно. Ночь. Фальцвейнлежит на диване. Рядом с ним калачом свернулась кошка. Фальцвейн не спит и рассматривает большую фотографию Иосифа Бродского, прилаженную в раме на стене напротив. Свет фонаря кокетливо освещает половину хитрого поэтова лица – Бродскому на фото лет двадцать. Рыжий. В умопомрачительной кепке и пиджаке. Рядом – Фальцвейн. Большегубый. Высокий. Молодой. Кошка рядом потягивается во сне и выпускает когти.

Фальцвейн (в сумрак, тихо, почти шепотом) . …он не сердился на доносчиков, но те умножались и, мужая, становились страшны. В сущности, темный для них, как будто был вырезан из кубической сажени ночи, непроницаемый… поворачивался туда-сюда, ловя лучи, с панической поспешностью стараясь так стать, чтобы казаться светопроводным… то, что не названо, – не существует. К сожалению, все было названо…

На кухне шумно застонала во сне Тамара Ираклиевна. Фальцвейн замолчал, прислушиваясь к тому, как успокаивается ее дыхание и как выходит скрестись на улицу первый предрассветный дворник. Шурррр-шурррр…

Фальцвейн. …что я тебе скажу? – продолжал он думать, бормотать, содрогаться. – Что ты мне скажешь? Наперекор всему я любил тебя, и буду любить… и после, – может быть, больше всего именно после, – буду тебя любить… и когда-нибудь уж как-нибудь мы сложимся с тобой, приставим себя друг к дружке и решим головоломку: провести из такой-то точки в такую-то… чтобы ни разу… соединим, проведем, и получится из меня и тебя тот единственный наш узор, по которому я тоскую. Я так тоскую по тебе, Осенька…

Рассвет. Занавес.

Трамвайная остановка между Соколом и Тушинской. Совсем раннее утро: еще темно и горят фонари. По Волоколамскому шоссе едут первые машины. Бывшее здание Гидропроекта – как раз напротив остановки – заслоняет пол предрассветного неба. Выглядит цитатой из Герберта Уэллса. Холодно. На скамейке внутри остановки сидя спит Хесин. Он изрядно нетрезв. Запах алкоголя. Поминутно кутается в черную кожаную куртку-косуху и натягивает на лицо кепку. Какое-то время он сидит один. Потом из сумерек появляется Фальцвейн – в черном новом пальто, клетчатом шарфе и с большим дорожным чемоданом. Смотрит на Хесина. Садится рядом. Достает из кармана папиросу и обхлопывает себя в поисках зажигалки. Не находит. Снова смотрит на Хесина. Тот кутается в куртку.

Фальцвейн (тихим басом) . Простите меня, огонька не найдется?

Хесин (резко просыпаясь, узнает голос и моментально трезвеет) . Да, будет. (Роется за пазухой, достает Cricket.) Вот. (Наблюдает за тем, как Фальцвейн прикуривает и возвращает зажигалку обратно.)

Хесин смотрит на Фальцвейна, Фальцвейн закрыл глаза и с наслаждением вдыхает дым.

Фальцвейн (не открывая глаз) . Славная вещица.

Хесин. Ага. Какая?

Фальцвейн (поворачиваясь к нему) . Ваша куртка и зажигалка тоже. Бурные девяностые, да? (Улыбается могучей улыбкой, покряхтывает.)

Хесин. Ну да, вроде как. Я вообще-то анархист. Просто куртка удобная. И все.

Фальцвейн (щурясь, могучим басом) . Славная все-таки вещица!

Хесин. Первый автобус будет только через полчаса. Едете куда-то?

Фальцвейн. В общем да. Можно сказать и так. А вы?

Хесин. А я уже приехал. Я тут живу недалеко. Но идти до дома сил нет. Жду, когда придет трамвай.

Фальцвейн. Давно я уже не ездил так… чтобы – с билетом и вообще…

Хесин. У меня тоже когда-то была машина, но я ее продал. Нужны были деньги – книгу выпустить.

Фальцвейн. Так вы писатель?

Хесин. В некотором роде. А вы – далеко едете?

Фальцвейн. Пока не решил. Я полчаса назад впервые ушел из дома. (Хесин трезвеет еще больше и начинает слушать внимательно) Просто собрался и ушел. Пока все спали. И теперь – не знаю. У вас так бывало?

Хесин. Ну, всякое бывало (улыбается) . Уходил дважды, и дважды квартира оставалась за ней.