Юлия Качалкина - Редакция

Автор (показывая на упавшую книжку пальцем) . Ну вот, хотя бы…

Воскресенский. Это – мираж. Фикция.

Хесин. Да и что такое вообще Книга? (Обводит коллег понимающим взглядом.) Яд! Она делает людей умными, злыми и завистливыми. И – жадными. Хотите ли вы, молодой человек, стать злым, жадным и завистливым?

Лева. И слепым, как церковная крыса?

Воскресенский. И нищим, как она же?

Автор. Ну, нет… я…

Хесин. Тогда идите молодой человек! Идите и дышите полной грудью! Радуйтесь молодости и никогда – слышите? – никогда не читайте книг! Прощайте!

Лева. Пока!

Воскресенский. Пока!

Автор. До свидания. Спасибо…

Уходит удрученный.

Трое первопечатников сначала смотрят ему вслед, а потом разражаются диким хохотом.

Занавес.

Литературный институт им. Горького. Кафедра Русской литературы на третьем этаже. Маленькое обшарпанное помещение. стены выкрашены в противный желтый цвет, на полу – ковер, в углу напротив окна – фикус, у стены – лакированный шкаф времен второй русской революции, посредине – двутумбовый письменный стол. Комната проходная, на заднике – дверь. В комнате трое. За столом, перебирая бумаги, сидит полная женщина в роговых очках. Возле фикуса – двое телевизионщиков. Один с камерой на штативе (стоит, придерживая механизм), другой – с микрофоном в руках и блокнотом под мышкой (меряет комнату шагами).

Человек с микрофоном. Ну и где он? Где?

Человек с камерой непонимающе пожимает плечами в ответ.

Женщина за столом (отрываясь от бумаг, вежливо) . Ребята, он опаздывает. Скоро будет. Звонил.

Человек с микрофоном. Мда? Ну, хорошо. (Продолжает мерить комнату шагами.) Ваня, у нас когда эфир?

Человек с камерой. В десять.

Человек с микрофоном. Ну, ок.

Тишина, прерываемая лишь звуком шагов Человека с микрофоном.

Человек с микрофоном (обращаясь к женщине за столом) . Извините меня, а где у вас туалет?

Женщина за столом. Вниз по лестнице, в подвал, вторая дверь слева.

Человек с микрофоном. Спасибо. (Удаляется.)

С минуту оставшиеся молчат. Потом женщина заговаривает.

Женщина за столом. А знаете, вот хорошо, что вы приехали с камерой. Правда. Может, вы потом снимете наши потолки? Они текут страшно. Мы даже портреты со стен снимаем, чтобы не попортились. А? Покажете по телевизору, а там, глядишь, приедут и починют. А?

Человек с камерой. Ну, как шеф скажет. Мы вашего поэта Фальцвейна снимать приехали.

Женщина за столом. Да-да. Но стены… когда еще Мандельштам тут чай ходил заваривать…

Ее реплику прерывает голос Фальцвейна, постепенно приближающийся с лестницы. Голос – бас. Громкий.

Фальцвейн. Да! Да, дорогой! Спасибо!

В комнату входят поэти молодой человек, его поклонник. Молодой человек держит в руке книгу и ждет автографа. Фальцвейн тяжело дышит, снимает шапку и ставит портфель на пол.

Женщина за столом (поднимаясь) . Юрий Борисович! Вас тут мальчики с телевидения снимать приехали! Они долго уже ждут.

Фальцвейн. Да! У меня семинар (жмурится, выговаривая слова) , я сейчас скажу студентам, чтобы они ждали и вернусь. А хотите – снимите меня на фоне. (Застывает, уже позируя.)

В дверь вбегает Человек с микрофоном.

Человек с микрофоном (запыхавшись) . А, Юрий Борисович! Мы к вам! Ванечка-Ванечка! Бери камеру – пошли! Юрий Борисович! Не скажете ли пару слов о празднике и своей новой книге? Для нашего канала. Мы очень хотели бы показать, как…

Голос Человека с микрофономпостепенно стихает в коридоре – все четверо отправляются в аудиторию, где пройдет семинар.

Женщина за столом. Мандельштам ходил по этому полу! И с тех пор – ни одного ремонта! Яду мне, яду…

Занавес

Семинарская аудитория Литературного института. На входной двери – профиль и подпись: «Аудитория Долматовского». Сидят семеро студентов. У каждого за спиной – одежда. Куртки и плащи. Потому что раздевалки в институте нет. Не болтают. Один из семи – мужик лет сорока, Саша, – взъерошенный, шея обмотана длинным зеленым шарфом. Смотрит дико. В руках – какая-то книжка. На первой парте двое едят бутерброд. Входит сначала Фальцвейн, следом за ним – телевизионщики. Их новомодная аппаратура резко контрастирует с общей бедностью обстановки. Семинаристы вздрагивают и не встают. Фальцвейн проходит к своему столу и ставит на него портфель.