Александр Галин - Парад

Скворцов. Я пульке принял, а то бы я тоже плюнул.

Карина (смеётся) . Этого Марине как раз и не хватало.

Марина. Ну я же вижу: наш человек.

Скворцов. Я бы и по роже дал… Жаль, лейтенант, я к тебе подойти не могу…

Виктор (решительно перебивает отца) . Девочки, вы хотели душ принять? Я маме сказал.

Лариса (торопливо) . Да-да, идёмте, девочки. Я там в ванной всё уже вам приготовила.

Карина (Ларисе) . Вы извините, у нас в гостинице душ один на всех, в коридоре.

Лариса. Господи, какие проблемы… Мужчины, мы вас оставим.

Девушкиидут с балкона, Лариса – следом. Выходя, повернулась к мужу, гневно на него посмотрела.

Скворцов. Ну что, Виктор? Дровосекам ты помог – помоги отцу-инвалиду, принеси шампанское.

Виктормолча выходит, возвращается с маленькой бутылкой шампанского, открывает, наливает в стакан. Скворцоввыпивает залпом.

Ну вот, слава богу, полегче.

Виктор. Папа, меня мама просила – просто умоляла – показать тебе этих девушек. Видимо, для того, чтобы ты им хамил. Как ты говорил с Долорес! Так в цивилизованных странах с людьми не говорят.

Скворцов. Значит так, сынок! Я за этот номер заплатил, и заплатил не хило, поэтому сейчас здесь – наша цивилизация. Плохая, отсталая – но наша. Я тебя просил смыть эту гадость – ты меня не услышал. Ты русский человек, твой предок был атаман уральского казачьего войска.

Виктор с усмешкой качает головой.

Скворцов. Ты не смейся.

Виктор. Папа, ты вспомни ещё что-нибудь… Что ты сказал Долорес? Что у тебя тут с ним было?

Скворцов. У меня ничего. А у тебя?

Виктор. Он мне только что позвонил, сказал, что в Россию со мной не поедет и переезжать ко мне тоже не будет.

Скворцов. А чего ты так переполошился? Я спросил его: что он от тебя хочет? – но внятного ответа не получил. Может, ты мне расскажешь?

Виктор. Пап, я никак не въеду: мы кого судим? Меня? Что ты как обвинитель?.. Или ты шутишь?

Скворцов. Что у тебя с этим пидорком? Давай, пока матери нет. Мне можешь признаться.

Виктор. Если ты про Долорес, то мы закончили разговор. Я пошёл.

Скворцов. Подожди… я тебя не догоню… Сынок, ты что, в голубые подался? Или, как тут говорят, – в геи?..

Молчание.

Ну что ты смотришь на меня? Не тебя тут судят и казнят, а меня. У меня другого сына нет.

Виктор. Когда французы депортировали цыган, мы с ребятами поехали в Париж. Из нас семерых только один был француз, остальные – «дети разных народов». Мы все ходили по Парижу в цыганской одежде. Два полицейских амбала волокли меня по земле, решив, что я цыган. Так что я – цыган, гей!..

Скворцов. Нет, сынку, гей у вас этот Ибарурри. А ты хуже гея: ты идейный стал. Придёт момент, ты отца на вилы поднимешь.

Виктор. Пап, ты бредишь? Про что ты? Какие «вилы»!.. Я тебя никогда таким не видел.

Скворцов. Я тебя тоже таким не видел. Я в твои годы в тюрьме сидел, и я там не закукарекал. Ты маленьким спрашивал, откуда у меня шрам на спине… Оттуда. На меня четверо навалились – я их зубами грыз! А там были волк и – не чета этим, что там внизу сейчас хороводы водят. Мне хрен с ними, кто и как там друг с другом упражняется – пусть они ко мне не лезут!

Виктор. Кто к тебе лезет?!

Скворцов. Они залезли в твою жизнь: ты мой сын! Кто теперь твои друзья? Пидорок и эти две лесбиянки?.. Всё! Закончили лирику. Париж, Амстердам!.. Я денег на тебя не жалел, думал – на дело. Мать что-то про Париж говорила, но она мне про цыган не сказала. Вы обманывали меня. Все эти годы обманывали. А я вам верил. Я думал, ты выучишься, вернёшься, продолжишь моё дело. А оказывается, я инвестировал в «союз дровосеков». Да, на родине твоей живут, как ты тут процедил, люди не цивилизованные. Но какие есть – такие есть. Собирайся домой! А другу твоему я сказал: не надо ему к нам приезжать.

Виктор. Ну тогда и мне не надо.

Скворцов. А про тебя мы ещё с матерью поговорим. Сядем втроём. Это была её затея тебя сюда отправить… Значит, я ещё за последний год денег в университет не перевёл. И не переведу. Увидишь, как они, цивилизованные, с тобой поступят. На карточки твои с этого дня переводить денежку не будут уральские варвары, лучше я бедным эти деньги раздам.