Александр Галин: Чешское фото

Зудин. А ты?

Раздорский. А какой у меня выход был? Обещал…

Зудин. А сама она какая? На что похожа?

Раздорский. Спина у нее была хорошая… знаешь, как будто провода по ней проложены… спина все время под током. Когда дотронулся до нее — искры посыпались и паленым запахло.

Молчание.

Зудин(взволнован) . Ты скажи ей, что в Саратове Лева Зудин готов у нее кучером работать. Мой папа был татарин, а татары очень хорошо с лошадьми обращаются. И мама, внучка польского шляхтича, кумыс — напиток степей предпочитала… скажи ей… Лева Зудин — наполовину татарин, готов к ней на облучок!

Раздорский. Усидишь ли на облучке? Ерзать ведь будешь!

Зудин. Пусть только скажет — милый… запрягай!

Раздорский. Да, новые времена настали. Это раньше помадой или какой-нибудь другой гадостью я сделал счастливыми несколько девичьих поколений. Но повторяю, я был готов к любым расходам. Понял, пришла пора спуститься в народ, найти что-то… простое… грубое…

Зудин. Робкое… неопытное… тихое… застенчивое…

Раздорский. Стал присматриваться к незаметным, робким девушкам, тихим вахтерам, почтальонам. Прошли передо мной, как в анабиозе, застенчивые работницы дошкольных детских учреждений. Нищета. Убожество… Тоска ужасная. Тоска… Смотрят на меня исподлобья, как немые — ждут, чего прикажу. А дома уже, Лева, мне нет никаких сил находиться… Жизнь на исходе, думаешь, а рядом что-то сопит по ночам. К утру иногда у меня даже температура поднималась от ненависти — на балкон выходил остынуть… Короче, сна нет… жизни нет! Кому же я нужен на этом свете? И вот вижу в окне молодую, совсем незаметную Лену — лаборанта. Сидит. Вокруг только белые мыши. Чувствую, что не просто жалею, а уже люблю… Принесешь ей какой-нибудь перстенек, у нее дыхание пропадет, на глазах слезы — зачем ты так со мной. Ничего не берет и все. Ничего не просит. Не поверишь.

Зудин. Ну почему, я могу поверить…

Раздорский. Люблю ее, плачу, когда смотрю… Сашка Ботичелли не прошел бы мимо такого лица… Не поверишь — как бывало в молодости, достал камеру, сделал портрет. Шея… руки. Лева, поверь!

Зудин. Покажи… Ты привез?

Раздорский. Засветил все, как Гоголь… Подожди, расскажу почему.

Зудин. Зачем ты это сделал! Скотина. Ты же гений!

Раздорский. Короче, начал я с ней новую, красивую жизнь. Пошел с ней в библиотеку. Она что-то про мышей листает, а я взял журнал… с полки — «Корея». Красиво… Сидит вождь под вишнями и пишет. А в отдалении стоят крестьяне — любуются на него. Посмотрел я вокруг — тихо… Какие-то полудурки на цыпочках ходят… говорят шепотом. Хорошо мне стало. В общем, затеял развод с женой и умчался с Леной в Париж. Купил Лене квартиру, одежду, запеленал в негу — бросил под ноги столицу Французской республики в лучших традициях русского купечества. И на каком-то ужине, в окружении остатков русской аристократии, она взяла и рассказала о том, как белый мышь получает инфекции. Какие ему страшные болезни вживляют лаборанты. Сказала, никому доцент не доверял надрезы делать — только ей.

Молчание.

Ты бы смог разрезать белого мыша?

Зудин(возбужден) . Белого? Я и серого не смог бы.

Раздорский. Мы ведь говорим об идеале! Ты понимаешь меня? Короче, живет она в Париже, а я вот приехал выпивать — в Саратов…

Зудин. В результате, у хлопца на душе — возвращаться к жене или нет?

Раздорский. И это тоже… Все вместе…

Зудин. Извини, что я тебе все время задаю вопросы, просто бешено интересно узнать, как ты жил все это время. Все-таки ближе, чем ты, друга у меня не было и нет. Ну рассказывай-рассказывай. Мыша ты не простил Лене?

Раздорский. Нет.

Зудин. С Леной ты обошелся жестоко. Каково ей одной в чужом городе без любимой работы!

Раздорский. Одной? Живет с каким-то турком…

Зудин. Он не так чувствителен к мышам?

Раздорский. Янычар.

Молчание.

Давно, Левка, я не испытывал простой человеческой радости — выпивать с товарищем и говорить о бабах.

Зудин. Ты многого добился в жизни, Павлик… Ты доволен?

Раздорский. Меня знают… Я кое-кого знаю… Что еще?

Зудин. Ты был знаменитым человеком в Саратове тоже. Тебя тут помнят.

Молчание.

Саратов тебя встречает достойно… Я тоже был знаменит здесь, но когда я здесь появился после колонии, меня так не встречали…