Генри Олди - Колесницы судьбы

Ах, теряю честь свою!
Что же дать вам?

Интервью!

Три тысячи храбрейших храбрецов,
И всяк горой стоит за Федерико!

А что маркиз? Каков его отряд?

Три тысячи подлейших подлецов,
И каждый рот уже раскрыл для крика!
Едва в мерзавца влепим мы заряд,
А шпагою добавим, вне сомнений,
Он завопит от ярких впечатлений,
Чтоб замолчать навеки…

Очень рад
Такому боевитому настрою.
А что же наши воины?

Не скрою,
Их рты нередко изрыгают брань,
Но эта брань бесчестит вражью дрянь,
А значит, все ругательства — молитвы,
Звучащие в канун великой битвы!

Пожалуй, и маркизовы орлы
Для нас немало припасли хулы…

О, их хула — весенний теплый дождь!
Ты от врага лихих проклятий ждешь,
Ты жаждешь брани искренней и длинной,
Но если враг — дикарь и сумасброд,
Он грязной чушью наполняет рот,
Как рыночный дурак — размокшей глиной,
И пусть наш враг ретив, свиреп и зол,
Он сплюнет грязь себе же на камзол!

Отличный образ! Вы случайно…

Да!
Поклонник я сеньора Федерико,
И сам себе шепчу порою: «Ври-ка!
Изящней ври! Изысканнее ври!»
И сразу все сжимается внутри,
И я уж не чиновник, а поэт,
И я…

Так вы сейчас соврали?

Нет!
Мой принц, пусть враг вонзит в меня ножи,
Когда я вам скажу хоть слово лжи!

Похвально!
Значит, воинства равны,
Коль не глядеть с моральной стороны.
Я — идеал, а враг мой — плут и враль,
Такая вот расхожая мораль
Готова, лишь заполучив реал,
Лечь под любой настырный идеал.
При равных силах будет равным спор…
А кто у нас в союзниках?

Сеньор!
За нас взвод академиков горой,
С Хиззаца политический герой,
Полк репортеров, блиц-канал вестей,
Продюсер «Ойкумены новостей»,
Филологов четырнадцать колонн,
Ведущих телешоу батальон,
Еще правозащитников орда,
Не знающих пощады и стыда,
Сто либералов с десяти планет,
Шесть демонстраций плюс один пикет,
Петиция в защиту — сущий бред,
Но два мильярда «да» и сотня «нет»!
С такой армадой мы уже, вот-вот,
Дорога нас ведет…

На эшафот!

Черт побери! Эта дрянь меня сводит с ума!
Заперся в доме и носу наружу не кажет…
Штурмом взять дом?
Так кругом щелкоперишек тьма,
Снимут, запишут и всей Ойкумене расскажут:
Вот, дикий варвар штурмует поэтов дома,
Вот, кутерьма,
Вот, мракобес, враг прогресса, бездарность — и даже
Вредность сама!
Я-то рассчитывал с герцогским войском сойтись,
А не безгласным скотом на лужайке пастись,
Глядя, как чертов поэт
Нас на весь свет
Кроет, честит — и молчит! О, ему не спастись!
Я бы прибил борзописца,
Только нельзя торопиться —
Мне ли потом в новостях, словно кляче, плестись?
Честно сказать, размышляю я снова и снова:
Может быть, дать отступного?
Может быть, стыд проглотить?
Денег ему заплатить?
К дому прислать табачку и вина, и съестного —
Кушайте, пейте, поэт…
Нет!
Гранд Эскалоны я, и не желаю иного,
Гранд Эскалоны, и месть — мой завет и ответ!
Я не прощаю обид,
Зол и сердит,
Мыслю — пожалуй, отыщется ловкий бандит,
Влезет в окошко к мерзавцу, желая дурного,
Острым кинжалом под ребра его наградит!
Так, чтобы я ни при чем,
Так, чтоб другой — палачом,
Чтобы на кладбище я постоял, удручен:
Мол, сожалею…
Гляди, Ойкумена, гляди!
Кто тут в грехах, будто угольщик в саже?
Чьи добродетели можно собрать в закрома?
Черт побери!
Эта дрянь меня сводит с ума!
Заперся в доме и носу наружу не кажет…

Сын мой, я вызвал вас тайно. Считаете, странно?
Вовсе не странно! Как честную Божью овцу,
Зная вас…

Падре, уж лучше скажите «барана» —
Божьим бараном мужчине быть больше к лицу!