Алексей Лукшин - Семён Светлов

Он протянул руку за ручкой. Показал в сторону Тараса:

– Знаю, ты порядочный. Умеешь поступать безошибочно, хоть я и не согласен в этом с тобой. Но сейчас так можно. Давай скорее. Устал очень.

В разговор вмешалась Маша, показавшись в проёме двери:

– Может, мне прочесть? Пробегусь мельком.

Эдик на удивление бурно отреагировал на вмешательство Маши в мужской разговор.

– Маш, ты куда лезешь? Что, мы без тебя не разберёмся?

Семён важно, считая, что её поступок оскорбляет чувство его собственного достоинства отрезал:

– Марь, отвали. Твоё место не здесь. Не мешай нам работать.

Тарас поспешил заверить её:

– Маш, всё нормально. Ты же меня знаешь. Торопиться надо. Выйду от вас, сразу в Германию вышлю подтверждение. Иначе сегодня ночью контракт разорвут. Завтра в офис приезжай, прочтёшь.

– Так если подпись уже поставлена, что толку с того?

Тарас развёл руками от негодования:

– Перестань. Всегда переделать можно.

Маша громко высказала надуманные свои предположения. Они пришли ей в голову, пока она сидела пришипившись, как мышь, в соседней комнате с открытыми настежь дверьми, чтобы слышать.

– Так вы немцам согласие дайте и продолжайте работать. Новый учредитель-то при чём? Спешка ваша непонятна. И документы нового устава, сто двадцать листов, уже готовы. Заранее словно заготовили. Не верю вам. С подвохом вы сюда пришли.

– Выйди, – строго процедил муж.

Она растерялась.

«Хотела как лучше. На сторону мужа встала, чтобы ему посодействовать. Всё в его интересах».

– Выйди. Непонятно? – повторил он.

Она послушно вышла.

Во время этого инцидента все молчали.

– Она дело говорит. Вы ей тоже прочесть дайте, – С беспокойством попросил Семён.

Он провёл взглядом по лицам окружающих. Его просьба вызвала явное недовольство. Его недоверие к ним, озвученное так запросто, без всяких церемоний, произвело огромное впечатление. Он понял это и ускорил процесс подписывания бумаг.

Тарас и Эдик разом оживились и, перебивая друг друга, затараторили, развеивая сомнения и предубеждения, посеянные Машей.

– Семён, как можно? – серьёзно отчеканил Тарас и осуждающе помотал головой. – Ты плохо обо мне думаешь, – его глаза испытующе смотрели на Семёна. – Дело твоё, конечно. Тебе лучше знать, – он не сводил с друга глаз.

– Я же твой брат, а ты сомневаешься. Завтра же пусть приходит и читает. Нельзя так, правда, Тарас – сказал Эдик и льстиво подластился к нему.

Тот не замечал его. Эдик, глядя на родного брата, продолжал:

– Он же компаньон. Хочет как лучше.

Все замолчали. Неловкую тишину прервал Тарас:

– Она хоть в решении вопросов пускай участие принимает. Ты только скажи. Мы же не против.

Он обернулся и громко крикнул в дверной проём, надеясь, что жена Семёна должна услышать:

– Слышишь, Маш?

Но Семён тихим голосом остановил его:

– Потом. Видно будет.

Друзья попрощались. Перед самым уходом Тарасу на ухо что-то сказал до этого всё время молчавший общий знакомый. Тарас вернулся к комнату и громко задал вопрос, адресованный непонятно кому и в то же время всем, а именно Маше и Семёну.

– Вам, может, надо чего? Вы скажите, не стесняйтесь.

На эти слова в коридор из другой комнаты вышла Маша. Она смотрела поочерёдно то на Тараса, то на Семёна и ждала, что скажет муж, а он гордо отказался.

– Всё есть, не видишь?

Но Тарас на всякий случай ещё раз предложил:

– Свои люди как никак. Близкие, можно сказать. Нам не безразлично. Говорите. С нас не убудет – с этими словами он обернулся на товарищей в поисках поддержки.

Эдик закивал:

– Как же! Никаких разговоров не может быть. Это святое.

Общий знакомый стоял всё с тем же ошеломлённым лицом.

«Пипец», – думал он о Семёне и обо всём, что видел и слышал. «Не дай бог»!

«Тарас. Позвонит раз в неделю, спросит на отъе… бис, как дела, и поминай, как звали. Пришёл с пустыми руками к другу. Для видимости хоть бы захватил чего-нибудь. А тут всей шантрапой привалили. Привёл, шельма, себе подобных. Прости… господи, меня понесло. Может, люди хорошие! Нет, нельзя плохо думать о людях».

Дверь за ними закрылась. На душе стало спокойно.

Андрей Философ всё ещё сидел на бугре возле дороги, образованном когда-то в советское время проезжавшими здесь лесовозами. Теперь земля на возвышенности была сухой, влагой не пропитывалась. Мягкая, покрытая густой травой почва, служила удобным местом для перекуров. Андрей налил из термоса клюквенного горячего морса и по глотку отпивал. Мысли улетели в то время, когда никто и не подразумевал, что Семёну выпадет такая участь. Отрывочные воспоминания, как пазлы, составлялись в общую картину их взаимоотношений.