Алексей Лукшин - Семён Светлов

Семён подхватил тему и поделился своими ощущениями:

– А ещё на костылях когда идёшь, равновесие трудно держать. Одна сторона как пушинка стала. Не могу перестроиться. Я силы прикладываю, как привык, а происходит ускорение и лёгкое выбрасывание конечности, её же нет. Нелепо получается. Я теперь понимаю тех, кто на колясках: почему так быстро руками работают. Они прикладывают усилия, думая, что их вес такой, как до ампутации. А на самом деле они гораздо легче. Тяжести в теле нет. Потому и кажется, что так легко. Вот ловкачи.

Андрей молча слушал по-детски наивные открытия.

«Много, конечно, он сделал открытий. Важными и нужными их считает, преподносит как необходимые и полезные впечатления. Человек забывается, и весь мир заключён для него в одном человеческом потрясении, случившемся с ним. А он делает вид, что ничего не случилось, а с языка не сходит: он, только он, только он и потрясение».

– Странно молчишь, – Семён вопросительно посмотрел на Андрея. – Приеду, в баню сходим. Я сейчас понаблюдаю и потом в подробностях ещё не то расскажу.

Но друг перебил:

– Похудел. Сильно похудел. Силы есть?

На бледном, как мел, лице лежавшего на кровати друга пылал багряный румянец.

«Бедняга клонится без ропота, без гнева, Могильной пропасти она не слышит зева».

Откуда ни возьмись на память пришли эти знакомые с детства пушкинские строки.

«С чего бы»?

– Прилив сил чувствую. Ясность полная. Я от боли за всё то время, за те несколько месяцев вымотался, ну и немного устал. Сейчас великолепно себя чувствую.

– Ну и хорошо, – откровенно сказал Андрей.

Ему не хотелось выслушивать жалобы и думать о том, выражает ли его физиономия нужное сочувствие, не кажутся ли пошлыми его улыбка и смех, уместно или неуместно, сидя у койки больного, затрагивать щепетильные темы. Андрей слушал Семёна внимательно, но его поглощали собственные мысли, которые, впрочем, были связаны с другом.

– Полной грудью словно задышал, оковы заблуждений скинул, страх покинул меня.

Андрей сдвинул брови, не понимая описываемых переживаний ему почудилось, что друг говорит нечто бессвязное, а друг всё пояснял:

– Невероятное ощущение свободы обрёл. Утром, когда проснулся после болезни, неким шестым чувством понял: выздоровел. Состояние прострации, с которым я начал свыкаться, приноравливаясь, как сёрфингист, к разным волнам, меня не воодушевляло. Жизнь теряла краски. Сначала не понимал, что происходит, а потом глядь: один цвет пропал, затем второй. Потом перестал различать гамму цветов. Время от времени, цвета возвращаются. А потом, когда проведёшь в ожидании несколько дней, а красок всё нет и нет, понимаешь: Успокаиваешь себя: наверное так и должно быть. Нет, Андрюх. Всё вернулось. Болел я. Точно болел. Вот выздоровел.

«Что-то не то он имеет в виду. Не то совсем. Язык тот же, но непредметный, нематериальный. Наверно, на этом языке проповеди читают. Никакой буквальности. Нет происхождения, нет основания и нет подтверждения. Голое слово – неживое слово».

Подтверждая его опасения, Семён закончил:

– Я здесь задерживаться не собираюсь. Уже узнавал. Пять-шесть дней – и на родину. Внутри комок к горлу подкатывает. Никогда так не тянуло домой.

Он взял стакан с соком, отхлебнул и поперхнулся. Он не мог вдохнуть, словно кто-то сжал его горло. Будто шею внезапно сжали в момент, когда он собирался вдохнуть. Глаза налились и полезли из своих впадин. Это выглядело нелепо, но с кем не бывает. Захлебнулся человек. Семён никак не мог прокашляться и вздохнуть, им овладел. Лицо перекосилось, кончики губ свело книзу, они едва отличались по цвету от кожи лица, которая натянулась чулком. Стали отчётливо видны височные впадины, скулы, челюсти, череп. Лицо выражало ужас.

Спазм прошёл сам по себе. Семён с отвращением выплюнул сок опять в стакан.

– Не хочу.

Взял сигареты. Он волновался и крутил пачку так и сяк между пальцев. Думал. Так он снимал напряжение. Доставая из пачки сигарету, тянул время. Потянул ногтём за одну, за вторую, третью. Чем они ему не нравились, никто бы не объяснил. Просто для успокоения. Всё-таки вытянув понравившуюся, он теперь принялся за неё. Покрутил в пальцах, разглядывая, сначала бегло и быстро, потом тщательно и медленно. Получив только ему понятное удовлетворение, стал двумя пальцами разминать. Уменьшив плотность набивки табака до нужной и отщипнув его с кончика сигареты сунул полупустую в рот.

Следующий шаг – зажигалка. Привычные на первый взгляд движения только казались такими. Он долго чиркал пальцем, не понимая, что случилось, то нажимая сильно и резко дёргая пальцем, то нажимая мягко и плавно двигая колёсико. Всё напрасно.