ЖЮЛЬЕТТА.Больно, пустите!
ГАСТОН.Где, где?
ЖЮЛЬЕТТА (наконец вырываясь, трет запястье). Да здесь же! Они упали так, что наполовину оказались в холле, наполовину на площадке. Мсье Марсель находился снизу…
ГАСТОН (кричит). Но это же далеко от края! Как же он мог свалиться с лестницы? Очевидно, они оба скатились вниз во время драки…
ЖЮЛЬЕТТА.Вот уж нет, просто мсье Жаку удалось вскочить, и он подтащил мсье Марселя за ногу к ступенькам…
ГАСТОН.А потом?
ЖЮЛЬЕТТА.А потом толкнул его! Да как крикнет: «Будешь знать, сволочь, как целовать чужих девчонок!» Вот и все. (Пауза.) Мсье Жака так голыми руками не возьмешь!
ГАСТОН (глухо). И он был его другом?
ЖЮЛЬЕТТА.А то как же! С шести лет в школу вместе ходили.
ГАСТОН.С шести лет…
ЖЮЛЬЕТТА.Конечно, дело страшное, кто же говорит!.. Но что вы хотите? Любовь — она сильнее всего.
ГАСТОН (глядит на нее и бормочет). Любовь, да-да, конечно, любовь… Благодарю вас, мадемуазель.
ЖОРЖ (стучит в дверь, заглядывает в комнату и, не найдя там никого, идет в холл). Я позволил себе прийти сюда. Вы нас так и не позвали. А мама волнуется. Ну что, узнали то, что хотели знать?
ГАСТОН.Да, спасибо. Узнал, что хотел знать.
ЖЮЛЬЕТТА уходит.
ЖОРЖ.Понятно, не так все это получилось красиво… Но я хочу верить, вопреки всем россказням, что, в конце концов, это был просто несчастный случай и — не забывай, тебе было всего семнадцать — и если угодно, ребячество, пусть злосчастное, но ребячество. (Пауза. Смущенно.) А что она вам рассказала?
ГАСТОН.Разумеется, то, что видела.
ЖОРЖ.А сообщила она вам, что причиной драки было соперничество клубов? Марсель по каким-то личным соображениям вышел из вашего клуба и стал играть в другой команде против вашей… И в спортивном азарте, не правда ли…
ГАСТОН молчит.
Словом, я хочу верить этой версии. Потому что Граншаны распускали различные сплетни, но я всегда наотрез отказывался их слушать. Даже не пытался узнать их версию, это глупая и некрасивая история.
ГАСТОН (глядя на Жоржа). Вы его очень любили?
ЖОРЖ.Что бы то ни было, он был моим младшим братом. Что бы то ни было, повторяю. Потому что было кое-что и другое. О, конечно, ты был ужасным созданием.
ГАСТОН.Будьте добры, говорите: «он» был ужасным созданием. Пока я еще имею на это право.
ЖОРЖ (растерянно и жалко улыбаясь своим воспоминаниям). Да… ужасным. Каких только забот ты нам не доставлял; И если вернешься к нам, тебе предстоит узнать кое-что посерьезнее, чем этот злосчастный поступок, хотя бы потому, что в данном случае есть еще возможность усомниться.
ГАСТОН.Значит, мне предстоит узнать еще что-то?
ЖОРЖ.Ты был ребенок, да, ребенок, барахтался один в этом неустроенном мире. Мама с ее твердыми принципами пыталась на тебя воздействовать, но, очевидно, бралась за дело неловко, только натыкалась на твое сопротивление, и в результате ты еще больше замыкался. А у меня не было достаточного авторитета… Ты совершил огромную глупость, и, помимо всего, она стоила нам больших денег… Мы, старшие, как тебе известно, были на фронте. Поэтому-то юноши, твои ровесники, считали, что им, мол, все дозволено. Ты захотел заняться делами. Только верил ли ты сам в успех? Или это было просто предлогом, чтобы легче осуществить какие-то свои планы? Лишь ты один сможешь нам сказать это, когда к тебе полностью вернется память. Словом, ты околдовал — да-да, именно околдовал — одну пожилую даму, давнишнюю нашу приятельницу… Тебе удалось уговорить ее внести в дело весьма значительную сумму — что-то около полумиллиона франков. А сам ты стал как бы посредником. И выдал фальшивый вексель на бланке Компании, разумеется, существующей только в твоем воображении… Подписывал поддельные векселя. В один прекрасный день все открылось. Но было уже слишком поздно. У тебя осталось всего несколько тысяч франков. Ты растранжирил все остальное бог весть в каких притонах, злачных заведениях, женщины, приятели… Понятно, мы покрыли всю эту сумму.
ГАСТОН.Меня воистину восхищает та радость, с какой вы готовитесь вновь принять в лоно семьи вашего брата.
ЖОРЖ (опустив голову). Ты бы еще больше восхитился, Жак…
ГАСТОН.Как?! Значит, за ним числится еще что-то?
Читать дальше