Алексей Винокуров - Человек из шкафа

Старик (глухо) . Я мертвый…

Алексеев (отнимая трубку от уха) . Что?

Старик. Мертвый…

Алексеев (вешая трубку на рычаг, подходит к шкафу, наклоняется к его дверцам, говорит тихим голосом) . Значит, мертвый?

Резко распахивает дверцы. Из шкафа вываливается на пол перепуганный старик.

Алексеев. Кто такой?! Почему в шкафу? Что надо? Отвечать, быстро!

Старик. Я… Я объясню. Я мертвый… С ног до головы.

Алексеев. Тебе что, справка нужна?

Старик. Какая… справка?

Алексеев. О том, что ты мертвый. Для предоставления в собес.

Старик (ошарашенно) . Нет, справка – нет. Не требовали пока что.

Алексеев. Тогда чего тебе? Я с мертвецами не работаю. Я терапевт, а не патологоанатом… Если ты мертвый, давай в морг, там тебя примут с распростертыми объятиями. Или, еще лучше – в сумасшедший дом.

Старик. Что это вы распоряжаетесь? У меня горе, умер я. Можно сказать, раз в жизни с человеком случается…

Алексеев. Знаю я твое горе! Пить надо меньше.

Старик (с обидой) . Вам легко говорить! Я же не по своей воле умер… Заставили меня.

Алексеев. Заставили? В твоем возрасте можно было и самому справиться… Что за медали у тебя?

Старик. Трофейные. Я тут толпу изображал. Ветеранов войны. Для кино. А потом медали забыл сдать. С ними подают больше.

Алексеев. Н-да, с медалями у нас подают больше… Страна чтит своих героев. Ну, расскажи, как это тебя угораздило – умереть.

Старик (присаживаясь на диван) . Старик я, сами видите, одинокий, слабосильный. И тут вдруг появляются трое…

Алексеев (садясь на стол) . Пардон, не улавливаю… Какие еще трое?

Старик. В штатском. Одеты хорошо, вежливые, внимательные, разговаривают интеллигентно, харизма у всех – во, в три дня не обгадишь! Я им: чего надо? А они и говорят: вы, говорят, бессемейный, одинокий, как черт. А ну как старость придет, спина, болезни, а рядом – никого. Лежишь, говорят, один на постели и некому даже горшок тебе подать… (Быстро наливает себе из бутылки и пьет.) И так, главное, они меня этим горшком разжалобили… Прямо в сердце… Не выдержал я и заплакал. Плачу и плачу, и остановиться не могу и хоть бы мне что…

Алексеев. Да. Болезненная история.

Старик (дергаясь губами) . Не то слово. Короче, написал я завещание.

Алексеев. Какое завещание?

Старик. Ну, чтобы, когда умру, квартира моя им досталась бы по закону. А они мне за это бы навещали старика, и до конца жизни помогали материально… Я ведь думал попросту, по-стариковски: они молодые, здоровые, а у меня квартира – три комнаты. Вот каждому после смерти по комнате и достанется.

Алексеев (внезапно, с каким-то даже восхищением) . Да ты Исав!

Старик (ошарашенно). К-кого?

Алексеев. Исав.

Старик. Это что значит?

Алексеев. Библейский персонаж такой. Был первым сыном в семье. Но продал свое первородство за чечевичную похлебку! И ты – то же самое. На денежки позарился. Да ты знаешь, что такое квартира?! Это предел мечтаний.

Старик. Ну да…

Алексеев. Что – да? Жилплощадь – это святыня. Да будь у меня трехкомнатная квартира – я бы не знаю, что сделал. Я, может, лекарство бы изобрел от рака. Нобелевскую премию бы заработал. Человечество осчастливил. Я до последнего года мыкался по коммуналкам, да по общежитиям. А ты? Предал всех честных людей, мечтающих о радостях отдельной квартиры. Позарился на деньги, глупый и ленивый старец!

Старик. Позвольте! Я не на деньги… Не в деньгах счастье. А просто – один я. Один на всем белом свете. Мне не деньги дороги – участие человеческое, любовь дорога, внимание. А деньги – нет. Деньги на втором месте. Сначала – человеческое отношение. Я ведь как рассуждаю: хочешь помочь материально – значит хороший человек.

Алексеев. А если не хочешь – нехороший?

Старик. Выходит так.

Алексеев. Святая простота! Сколько же тебе лет, старый младенец?

Старик (потупясь) . Шестьдесят пять мне. И три месяца…

Алексеев. Три месяца! Дожил до седых волос, а любовь хочешь квартирой купить?

Старик. Да я ведь думал как – я старый, а они молодые, здоровые, им не трудно будет. А после смерти каждому по комнате достанется. А вышло…