Кирилл Берендеев - Письма с Истра

– Просто он сильнее вас всех оказался, вот и не пришли. Способнее, не знаю, но сильнее, да. Кир, он ведь меня зовет. Иначе почему я почти каждую ночь его вижу. И взял он меня так же с ходу, без разговоров, повалил и взял, я пискнуть не успела. Я и люблю и боюсь его. Раньше боялась потерять, когда меня выпотрошили, думала, уйдет к другой, а теперь боюсь увидеть… Он ведь ждет меня там.

– Все они там ждут. Мне так кажется.

– Кир, ты хоть крещеный?

– Нет, конечно. Не могу я в церкви ходить. Все чужое. Да, все, – прибавил, подразумевая не только церковь. – Ведь мы выучились окончили школу в одной стране, а высшее образование получали уже в другой, ей, по сути, по духу, да по всему противоположной. Что же ты хочешь, такое многих сломает.

– Что проку винить кого-то, если червоточина в тебе.

– Она не разрастется, если не дать.

– Мой дядя из Питера, чего только ни пережил, а недавно общались, показывал фотографии класса выпуска сорокалетней давности. Почти все собрались. Понимаешь. А мы от себя уходим все время. И кого-то просим защитить и… и я такая же. Мне просто повезло со Стасом.

– Я здесь, Мариш.

– Ты тоже далеко. Всегда там, даже когда к нам приходил. Сидел в сторонке и молчал. Зачем?

– Мне нравилось общество, а…

– А последние годы вовсе перестал. Мы с тобой видимся первый раз за… даже не помню за сколько.

– У меня мама ушла…

– Да раньше, раньше. Сжался, скукожился. Как все. Я думала… – едва слышно: – Ты ведь меня любил. А сейчас?

– Я все равно здесь, Мариш. До меня всего ничего – две остановки на автобусе.

– И десять на метро.

– Вот видишь, ты помнишь.

– Только это и помню. Прости, Кир, я… я тогда к сестре ночевать, если… – я поднялся, следом неохотно поднялась и Марина. Сжала руку. – Не уезжай совсем.

– Я рядом, – она только кивнула в ответ.

– Я это помню, – на миг мне показалась, хочет обнять, нет, коснулась плеча и стала собираться, поджидая моего ухода.

Экран показывает все ту же заставку: лабиринт без начала и конца, разворачивающийся перед глазами. Бесконечные коридоры, тупики, закоулки. Каменная кладка стен кажется нелепицей: тяжелые кирпичи с белой цементной прослойкой меж ними при взгляде сбоку исчезают – третье измерение у них отсутствует. Невыразительный потолок и пол лишь усиливают картину общей фальши, глаз на них не задерживается, следит за поворотами и тыкается в новые и старые стены лабиринта, наползающие со всех сторон. Изредка возвращается надпись «старт» на английском. Пройдя сквозь нее, экран неумолимо наталкивается на стены тыкается в каждый угол, из которого заведомо нет выхода, то и дело возвращаясь к надписи «старт», находящейся где-то в самой сердцевине этого неустанного блуждания

Юрис сидит рядом на стуле, торопливо делает какие-то записи на листках бумаги, комкает их и бросает в угол, где находится корзина для бумаг. Попадает он редко, большая часть листков падает на истрепанный ковер, рисунок которого уже невозможно различить.

Я встаю с треногого табурета и иду в кухню. Юрис редко ей пользуется, по-хорошему, она нуждается в добросовестной уборке. Но хозяину квартиры некогда заниматься подобными мелочами, на это нужен нежный и заботливый помощник. Но он не женат и не спешит расстаться со своей свободой. Порой очень трудно оторваться от экрана.

Холодильник девственно пуст, на полках я нахожу полбатона белого хлеба и четыре темных «Монарха» с чудовищной градусностью – на пиво эта субстанция уже мало похожа.

– Юр, у тебя пожевать что есть?

Пауза. Глухой недовольный голос.

– Посмотри наверху, в шкафчике. Там лапша осталась, как раз на тебя. А ты прямо с вокзала?

– С аэропорта. Так быстрее.

– Быстрее, – он хмыкает. – Во сколько тебе обошлось это удовольствие?

– Скорее, необходимость…. Да разве сейчас в деньгах дело.

Он не отвечает. Я открываю дверцы навесных полок, которые в сумме и дают тот самый «шкафчик». Надо зажечь свет, ничего не видно.

Выхожу из кухни, так ничего и не взяв. Перекушу потом, когда Юрис закончит поиски.

После кухни, – словно по контрасту – комната представляет собой удивительный беспорядок, но я знаю, этому разгрому уже много лет. Когда я последний раз приезжал к Юрису, года три назад, квартира его была точно в таком же состоянии. Из раскрытого шкафа торчат пустые плечики, сброшенная наспех одежда валяется на кровати, частью на полу и живописной грудою набросана в самом нутре левого отделения. Повсюду раскиданы видеокассеты, книги и журналы технического содержания, какие-то бумажки покрывают полки, столешницу, валяются на кровати вперемешку с одеждой; большей частью это записки самого Юриса. По углам лежат пыльные кучи железок, оставшихся от прежних компьютеров. Люстра светит тускло, один из трех ее рожков не работает, за слоем повсеместно присутствующей пыли на стекле не видно лампочек.