Мария Фомальгаут - Несъедобное время

…нет, не то.

Воины выступили на рассвете, когда солнце только коснулось вершины Горы-Над-Которой-Не-Пролетит-Птица-А-Если-Пролетит-То-Ослепнет. Та-Чье-Имя-Нежнее-Полуночного-Тумана смотрела им вслед, пока крыльница не скрылась за поворотом…

…крыльница, ну да, крыльница, у них не кони, у них птицы…

…и опять не то.

Взмах.

Взрыв.

Кувырок.

Мир летит куда-то в тартарары, еле успеваю вцепиться в остатки пожарной лестницы.

Взгляд – вот он, мой враг, затаился за трубой, целится в меня.

Прыжок – перелетаю на соседнюю крышу, кувыркаюсь, целюсь…

– Пли!

Враг падает, сбитый выстрелом…

…и не так. Да что ж такое, все не то, все не так, я же свою историю рассказать хочу, свою, а опять лезут какие-то чужие. Да где я её возьму, мою историю, мне её взять неоткуда, нет её, истории моей, в варианстве все есть, а моей – нет. Значит, надо сочинять с нуля, а с нуля сочинять я не умею, что бы там про меня не говорили – не умею я с нуля. Я же ничего не придумываю, я только записываю, что вижу.

Так про что я хотел рассказать…

Про Райтера.

Который Врайтер.

Первый раз мы пересеклись в реальности номер семнадцать/дробь восемь А, если вам это о чем-нибудь говорит. Тогда я вообще не понял, кого именно или, вернее, что именно я встретил, тогда мне было не до него, я смотрел на Удачу, она должна была победить на скачках, но не победила, сломала ногу перед самым финишем. Тогда подошел Каруас, это её… гхм… хозяин? Тренер? Инвестор? Не знаю… Я ожидал чего угодно, только не того, что случилось, что он застрелит её, вот так, в упор, двумя выстрелами, в оба сердца, сначала в человеческое, потом в лошадиное…

А ведь она его любила.

Его.

Каруаса.

Своего… не знаю, кто он ей там был.

Я сам был в шоке, что поделать, я никогда не знаю, чем закончится история. Я не вижу финала. Я и начала-то не вижу, иногда только пульсирующую красную линию в хитросплетении варианства. Нет, на самом деле она никакая не красная, это мне специально сделали опцию такую, чтобы видел истории в красном цвете.

Тогда первый раз увидел его, он сидел через два места от меня, еще кивнули друг другу, типа, вон оно как бывает. Уже потом задним числом спохватился, задумался, – а кого, собственно, я видел.

Потом заметил его второй раз в каком-то крестовом походе, стояли с ним на крепостной стене, смотрел на лучников, мы лучников видели, они нас нет, – вот тогда-то я первый раз посмотрел на него как следует.

Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. У меня просто в голове не укладывалось, что я не один такой.

Почему я не убил его тогда?

Так все очень просто.

Не получал я такого приказа – убивать.

Кивнули друг другу, как недавние знакомые, и все.

Он был в нескольких шагах от меня – он еще не видел меня, заметил только через несколько секунд, и этих секунд мне хватило, чтобы крепко сжать его горло и повалить врага на мраморные плиты пола. Мой противник оказался сильнее, чем я думал, я уже не ожидал, что смогу его одолеть, так отчаянно бился он под моими руками – прошло словно несколько вечностей подряд, прежде чем тело подо мной забилось в конвульсиях и безвольно обмякло. Я обернулся, почти физически чувствуя на себе чей-то взгляд – каково же было мое изумление, когда я увидел за своей спиной… своего врага, которого только что убил. Он целился в меня из какого-то неведомого мне оружия своих веков и тихонько посмеивался, будто говорил – ну что, взял?

…из-звините.

Да что ж такое, это опять не моя история, опять не моя, я же свою историю хотел рассказать, а не чужую, а все чужие вылезают. А моей истории нет еще, её придумывать надо, а я в жизни никогда ничего не придумывал…

Нет, я, конечно, запрос посылал, и не один, и не два, спрашивал – что делать.

Ответа не получил.

Оттуда, из центра, ничего не сказали.

Оттуда после трехтысячного года вообще ничего не говорят.

Так что убивать я его не стал, и он меня тоже убивать не стал, видимо, тоже куда-то послал запрос, и ему тоже убивать не велели.

Он просыпается.

Это мне Райтер сказал.

Я еще хотел спросить, кто он – не спросил, сразу понял, о ком идет речь.

О нем.

Мириады темных вероятностей, в которых проблескивают красные нити – истории.

Нет, не с этого надо было начинать, не с этого, а с того дня, когда встретились в тридцать каком-то там веке, посреди огромного мегаполиса, ждали истории, истории не случилось, но черт возьми, все датчики только что буквально орали, что история будет.