Иван Чернецкий - Сотворившие мир

– А ты будешь заканчивать внешний осмотр всего те… – он прервался, потому что уловил улыбку девушки, говорящую «мальчик, это кто тут из нас штурман?» – Понял-понял, Алиса, я ни на что не претендую, – мужчина развел руками.

– И все же нельзя без вскрытия грудины, я аккуратно распилю ребра, – сказала девушка.

В ней было столько уверенности, будто с детства Алиса занималась охотой на кабана, при этом собственноручно разделывая туши. Без столь жестокого сравнения не обойтись, ведь резать чужую человеческую плоть, не моргая глазом, было нельзя без специальной «подготовки». Только не на Катари. Однако при всем этом Алиса не выглядела монстром, испытывающим жажду мертвых тел. Если бы это было возможно, она бы создала свой мир, в котором не нужно было бы пытать умерших о том, что с ними происходило в последние моменты жизни. Речь идет о мире с системой гораздо проще, настолько, чтобы несчастных случаев случиться не могло. И так, на протяжении всей жизни, Алиса ощущала, что из нее наружу рвется протест современному обществу, которое переоценивало все.

Металлические зубы блеснули кровожадной улыбкой, добавив к этому звон других инструментов. Дрожащий серебряный столик подкатил к милейшему патологоанатому. Белая резина шлепнула по нежным ладоням, после чего в них лег скальпель.

– Сон, давай сегодня без твоих извращенских штучек! – девушка с замотанной головой, с холодным оружием в руках, перед которой лежал остывающий ста килограммовый мужчина, выглядела довольно внушительной, но ее друг, похоже, был не из трусливых.

– Ты же знаешь, я не могу слушать, как на все здание скрипят гнущиеся кости и шлепают друг об друга пласты мяса.

– Самсон Сусурик, только попробуй еще раз это включить!

Смотритель морга уже находился в коридоре, откуда донеслись последние слова молодого человека, что еще можно было хоть как-то разобрать.

– Ты знаешь, что нельзя иначе!

Сквозь врачебную маску показалась злоба, которой не должно быть, когда ты с минуты на минуту собираешься разрезать грудину и выломать ребра. Алиса прижала пальцы правой руки между сосками и, приложив холодный нож в центр ориентира, одним плавным движением сделала хороший разрез. Кожа разошлась в точности, как молния черного пакета, из которого достали мужчину. Первый слой был на разогрев, ведь гладким пальцам еще предстояла изнурительная работа. Лезвие вновь встало на изготовку, шов стал глубже. Затем скальпель прорезал еще большую щель. Вот маленький серебряный инструмент шаркнул по твердому неровному островку. Зубчики едва заскребли по ухабистой дорожке из ребер.

Лоб резко нахмурился, а голубая шапочка слегка сползла назад, когда в уши полилась монотонная классическая музыка симфонического оркестра. Звук глухо касался барабанных перепонок, долетая из темного коридора. Реберно-хрящевой нож стукнулся о серебряный столик, так как Алисе хотелось хоть каким-то способом выразить величайшую сердитость на своего друга. И все-таки она нежно прикрыла железную дверь, чьи петли не так противно скрипели, нежели ужасный звук, тысячи раз искаженный стенами, что, по всей видимости, набили ватой. Разумеется, особой разницы патологоанатом не заметил, ведь по всей мертвецкой по-прежнему гремел концерт трусливых девяностых. Алиса осторожно взяла свое орудие.

– Ничего… Спокойная атмосфера. Классическая музыка улучшает память и внимание… А также вызывает отвращение к своей работе! – ворчание прекратилось тяжелым вздохом.

Следующие действия можно спокойно было расценивать, как сон серийного маньяка в камере для особо опасных заключенных. Каждый взмах смычка скрипача попадал в такт движению руки милейшего патологоанатома. Шарканье костей, душещипательный скреб лезвия и игра струн смешались воедино, представив миру нечто некатарянское. Адская соната продолжалась, пока Алиса заводила реберно-хрящевой нож вверх и вниз, делая остановки после каждого хрустящего надлома. Темное вино сгущалось во внутренних полостях бледного пациента. Его тело тряслось, пока доктор Смирнова напрягалась все сильнее, чтобы освободить грудину от ненужных костей. Лезвие с малиновым окрасом отправилось на укрытый стол для использованных инструментов. Покрасневший нос пару раз шмыгнул, глаза охватила овация аплодисментов, а лоб распрямился от складок. Девушка была готова схватиться за молоток. Вот его резиновая рукоять озарилась в свете ламп. Жестокий холодный кусок металла прислонился к бордовой плоти. Глухой стук заглушился музыкальной симфонией, а ребра плюхнулись в красное желе. Алиса почувствовала, как пружинит легкое. Перчатки запачкались в томатном соке, но проложить путь к сердцу мужчины милейшему патологоанатому удалось довольно быстро, а главное – это было просто. Обломки костей Алиса сложила в блюдце, чтобы затем прийти в себя и вспомнить, что врач не имеет право дробить тело своих пациентов – даже не очень живых. К счастью, в реальном мире, у милейшего патологоанатома в запасе был еще и трезвый рассудок, так что девушка уверенными движениями вырезала грудину одним большим куском, отложив кость на секционный стол. Алиса быстро закончила с осмотром клетчатки с внутренней стороны, проверила состояние надкостницы. Для определения упругости пришлось согнуть новую игрушку. Здесь, конечно же, девушка уступала своим коллегам хирургам, чьи руки по неосторожности могли вовсе сломать хрупкие костные ткани. Доктору Смирновой же пришлось разрезать грудину, чтобы со значительным усилием выдавить костный мозг. Все эти обязательные моменты не давали каких-то важных данных, ведь сыщицу интересовало содержимое легких. Спустя десять минут монотонной проверки необходимых компонентов профессионал в белом халате вернулся к операционному столу. Розовые спелые органы смотрели на нее, создавая впечатление, будто от них исходят импульсы, словно мужчина все еще дышит. Классическая музыка способствует работе воображения, так что девушка быстро определила себя к числу поехавших безумных докторов, которых никогда не встречал этот чересчур непорочный свет.