Слышно приближение огромной толпы; отдельных голосов еще нет – все сливается в один протяжный, ищущий крик.
Анатэма (подходя) . Скорей, скорей, Давид, – они подходят.
Давид.Сейчас, сейчас. (В отчаянии.) Радость… Ну и что же еще? Одно только слово, одно только слово – но я забыл его. (Плачет.) О, как много слов – и только одного не хватает… Но, может быть, тебе не нужно слов?
Анатэма.Только одного не хватает? Как странно. А они, кажется, нашли свое слово – ты слышишь, как они вопят. Дави-ид, Дави-ид. Встань же, Давид, и встреть их гордо: кажется, они начинают смеяться над тобою.
Давид встает. Снизу, очевидно, заметили его – крик переходит в громоподобный радостный рев. Кто-то, опередивший других, выбегает, кричит радостно: «Да-вид» – и, размахивая руками, убегает назад. Кровавым взглядом охватывает солнце высокий бугор, кипарисы и седую голову Давида и прячется за тучи, как глаз под завесой нахмуренных бровей. В одном месте море наливается кровью; словно смертоносная битва произошла в безмолвии пучины.
Давид (отступая на шаг) . Мне страшно, Нуллюс. Это тот, что на дороге, с рыжей бородкой… Я боюсь его, Нуллюс.
Анатэма.Встреть их гордо. Правдою, правдою ударь их, Давид.
Давид.Только не оставляйте меня, Нуллюс, а то я опять забуду, где правда.
Снизу и через ограду показываются люди, бегущие торопливо. Они грязны, измучены, как Давид, и как будто слепы, но на лицах огненная радость; и вместо слов один только торжествующий, немного хищный вой: Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д.
(Простирая руки.) Назад.
Его не слушают и лезут с тем же протяжным воплем; и до самых дальних рядов несется он, и, когда передние уже умолкают, где-то в глубокой дали, как тысячекратное эхо, замирает слабым стоном: Да-а-ви-и-д, Да-а-ви-и-д.
Анатэма (дерзко) . Куда? Назад-назад, вам говорят!
Передние останавливаются в страхе.
Голоса.Стойте. Стойте. Кто это?
– Это Давид?
– Нет, это похититель!
– Похититель!
– Похититель!
Кто-то беспокойный.Тише. Тише. Давид хочет говорить. Слушайте Давида.
Умолкают; но вдали еще голосят протяжно: Да-ви-ид, Да-а-ви-и-д.
Давид.Что вам надо? Ну да, это я, Давид Лейзер, еврей из города, который и ваш город. Зачем вы преследуете меня, как вора, и криками пугаете меня, как грабителя?
Анатэма (дерзко) . Что вам надо? Ступайте отсюда. Мой друг Давид Лейзер не хочет вас видеть.
Давид.Да. Оставьте меня здесь умирать, ибо уже к сердцу моему подходит смерть; и идите домой к женам вашим и детям. Я ничем не могу облегчить страдания вашего, идите. Так ли я сказал, Нуллюс?
Анатэма.Так, так, Давид.
Кто-то беспокойный.Наши жены здесь, и дети наши здесь. Вот они стоят и ждут твоего ласкового слова, Давид, радующий людей.
Давид.Уже не осталось во мне силы, и мне нечего сказать. Идите.
Женщина.Пройди немного вперед, Рувим, и поклонись господину нашему Давиду. Вы, наверно, помните его, Давид? – Поклонись же еще раз, Рувим!
Мальчик робко кланяется и вновь прячется в толпу. Добродушный смех.
Старик (улыбаясь) . Это он вас боится, Давид. Не бойся, мальчик.
Сдержанный смех. Выступает странник.
Странник.Ты позвал нас, Давид, – и мы пришли. Уже давно мы ждали, безмолвные, твоего милостивого зова, и до самых дальних пределов земли разнесся твой клич, Давид. Почернели дороги от людей, шевельнулись глухие тропы, и узкие тропинки налились шагами, и скоро большими дорогами станут они – и как вся кровь, какая есть в теле, бежит к единому сердцу, так к тебе, единому, идут все бедные земли. Привет тебе, господин наш Давид, – землею и жизнию своею кланяется тебе народ.
Давид (мучаясь) . Чего вы хотите?
Странник (тихо) . Справедливости.
Давид.Чего вы хотите?
Все.Справедливости.
Одно только слово – но будто гром прогремел над землею, и уже затих, близкий и далекий, и уже не знает человек: слышал ли он, сказал ли, подумал ли – или же не было ничего. Ожидание.
Давид (с внезапной надеждой) . Скажите же, Нуллюс, скажите: разве справедливость – чудо?
Анатэма (горько) . Там есть слепые – и они невинны. Там есть мертвые – и они невинны также. Гробами своими клянется тебе земля и тьмою приветствует тебя. Сотвори же чудо.
Давид.Чудо? Опять чудо?
Читать дальше