Татьяна Соломатина - Роддом. Сценарий. Серии 17-24

ПАНИН

Наше знакомство не назвать светским. Я выудил уважаемую гражданочку мадам из лужи в сквере главного корпуса.

В операционную со стороны предбанника заходит Беляев. Обходит стол с другой стороны. Радушен.

БЕЛЯЕВ

Приветствую, Семён Ильич!

ПАНИН

Здоров, Игорь Анатольевич!

Протягивает руку локтем вперёд – Беляев пожимает ему плечо, Панин ещё не размыт. Святогорский продолжает попытки привести бомжиху в сознание. Скороговоркой:

СВЯТОГОРСКИЙ

Елена! Борислава! Татьяна! Валентина! Ольга! Юлиана! Матильда! Анна! Тамара! …

Панин прислушивается к именам, саркастично усмехается.

ПАНИН

Акрослово несовершенно. Имени на мягкий знак не существует.

Святогорский громко орёт прямо в лицо бомжихе:

СВЯТОГОРСКИЙ

Женщина, тебя как зовут, твою-то мать?!

Бомжиха подрагивает веками и нечленораздельно мычит. Святогорский, обрадовавшись, хватает со столика иглу, втыкает в мягкие ткани плеча – происходит едва заметное сгибание руки в локтевом суставе. И на мгновение открываются глаза – пустые, безо всякого выражения.

БЕЛЯЕВ

Что тут происходит?

Во время последующего перекидывания реплик между Паниным и Святогорским, Беляев переводит глаза с одного на другого, как бы следя за теннисным мячиком.

СВЯТОГОРСКИЙ

Открывание глаз.

ПАНИН

Два балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Нечленораздельные звуки.

ПАНИН

Два балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Патологическое сгибание в ответ на болевое раздражение.

ПАНИН

Три балла.

СВЯТОГОРСКИЙ

Итого – семь!

ПАНИН

По шкале Глазго: умеренная кома.

Беляев ахает, всплеснув руками:

БЕЛЯЕВ

Да что ж такое!

(ПАНИН, БЕЛЯЕВ, МАРГО, САНИТАРКА ЛИЛЯ, СВЯТОГОРСКИЙ.)

Панин сидит за одним из сдвоенных столов, строчит историю родов. На нём «общепароходская» операционная пижама. Штанишки короткие, с заплатами. Курточка рваная, тесная – она ему надавила ещё в операционной – он потягивается – и курточка трещит и рвётся, обнажая великолепно контурированную мускулатуру. Рядом, за другим столом, сидит Беляев.

БЕЛЯЕВ

Э! Только приступил – а уже инвентарь мне портишь!

ПАНИН

Этот «инвентарь» давно пора на швабру наматывать!

БЕЛЯЕВ

У нас тут не Четвёртое управление…

Панин рвёт курточку надвое на груди, снимает, кидает на пол. Возвращается к писанине. Беляев смотрит на торс Панина, одобрительно хмыкает:

БЕЛЯЕВ

Я, конечно, не из этих, упокой господи душу Вовика… Но, коза тебя дери, Сёма! Я понимаю, как ими становятся!

Панин бросает на Беляева насмешливый взгляд, продолжая писать.

БЕЛЯЕВ

А ведь если бы Черкасского не убили, ты бы… (менторски) Молод! Молод ещё отделением заведовать!

Из смотровой выходит Марго, в руках у неё две чашки кофе. Видит голого по пояс Панина – чуть не расплёскивает – Беляев замечает, выражение лица соответствующее. Марго быстро берёт себя в руки, идёт к докторам. Одну чашку ставит перед Паниным.

ПАНИН

Спасибо.

БЕЛЯЕВ

Маргарита Андреевна! Вы не очумели?! Я ваш непосредственный начальник!

Марго уже поставила чашку и перед Беляевым.

МАРГО

Извини! Сперва – гостю.

БЕЛЯЕВ

Он не гость! А член! Член коллектива… (ехидно) Вы, Маргарита Андреевна, понапрасну варежку не разевайте! Здесь нечего ловить. Жена. Дети. Любимая женщина… Полный набор!

Панин ровно, без агрессии, походя, не отрываясь от писанины:

ПАНИН

Игорь Анатольевич, завали!

Беляев – мирный жест «руки вверх» в сторону Панина, подмигивает Марго. Из дверей предбанника операционной Святогорский и санитарка Лиля выкатывают каталку с бомжихой. Лиля уставляется на торс Панина, раскрыв варежку.

СВЯТОГОРСКИЙ

Семён Ильич, ты к беременным в таком виде не ходи, порвут на тряпки.

БЕЛЯЕВ

(кивая на каталку с бомжихой) Так, Святогорский! Это не моя забота. Панин сюда кОму притащил – вот вы вдвоём и…

Взгляды всех присутствующих с сарказмом уставляются на него.

БЕЛЯЕВ

Блин! Я начмед.

СВЯТОГОРСКИЙ

С большой властью приходит большой геморрой!

Лиля и Святогорский катят каталку на выход из родильно-операционного блока – в отделение. Панин уходит вместе с ними.

(КУЛИКОВСКИЙ, ПЕРСОНАЛ, ПАЦИЕНТЫ.)

Главврач идёт мрачнее тучи, в конкретную палату. Персонал его обтекает, кивая, коротко здороваясь. Останавливается у двери палаты. Прислушивается. Прикладывает ухо. Тихо. Вдруг сквозняком открывается выходящая в коридор дверь дежурки приёма – и оттуда разносятся громкие звуки заставки к «Санта-Барбаре». Куликовский в один прыжок оказывается у распахнутых дверей дежурки и быстро захлопывает их. Дурацкая музычка стала тише, но не исчезла. Он ещё больше нахмуривается. Резко распахивает дверь в дежурку.