Дон Нигро - Пьесы Зоара

БЕН. Да. Согласен.

АННА. Но ничего не получится. Потому что это абсурд. Совершеннейший абсурд. Если что-то получится. Но этому не бывать. Ничего не получится. ( Пауза ). Мне приснилась Вальпургиева ночь. Но я не могу рассказать тебе об этом.

БЕН. Потому что ничего не получится?

АННА. Потому что это дурная примета. Пересказывать свой сон. Особенно сон про Вальпургиеву ночь.

БЕН. Все дурная примета.

АННА. Это да. ( Пауза ). Я все время думаю о тебе. Это как сон. Как все хорошее, кажется нереальным. Все эти месяцы. Переводя твой текст. Переписываясь с тобой. Твой голос по телефону. Твоя фотография. Я ощущаю себя египтологом. Расшифровывая твои иероглифы. Иероглифы, ты знаешь, с греческого и означают «священновырезанные письмена». Словно твои слова выбиты на стенах коридоров в моем мозгу. Все равно, что вскрываешь гробницу, заполненную пылью столетий. Исследуя тебя. Изучая нутро твоего разума. Узнавая тебя. Нарастающая необычность всего этого, близость. Как воспоминание. Словно я знала тебя раньше. Словно это все из пьесы, в постановке которой мы участвовали. Иногда меня это пугает.

БЕН. Почему тебя это пугает?

АННА. Потому что перевод пробуждает то, что, казалось бы, уже погребено глубоко-глубоко. В тебе, но также и во мне. Словно переводишь собственную душу. Словно вскрываешь великую, древнюю, пыльную гробницу, находишь иероглифы дано ушедших дней, и вдруг осознаешь, переводя их, что они рассказывают историю твоей жизни. Словно вспоминаешь, как вырубила их в камне десять тысяч лет тому назад. Так похоже на мою бабушку.

БЕН. Твою бабушку?

АННА. Моя бабушка была одержима египтологией.

БЕН. Та, что управляла отелем?

АННА. Нет. Другая. Моя австралийская бабушка. Мать моего отца. Египтология и речные раки.

БЕН. Речные раки?

АННА. И египтология. Она жила в Лондоне. Я иногда ездила к ней. В Лондон. И мой отец. Мой отец живет в Лондоне.

БЕН. Я знаю. Ты посылала мне фотографии.

АННА. Моего отца? Не думаю. Нет у меня фотографий моего отца.

БЕН. Лондона. Те, что ты сделала для меня в Лондоне.

АННА. Да. Лондона. Надеюсь, я тебя не обидела. Не тем, что посылала фотографии Лондона, но связав тебя с пыльными, древними саркофагами и выбитыми на них письменами. Я про возникшее у меня чувство, что никто с давних пор не вскрывал тебя. Ты оставался закрытым тысячи и тысячи лет, находясь в большом старом доме, населенном призраками. Ты очень осторожный.

БЕН. Правда?

АННА. Да. Ты очень осторожный. Отгораживаешься от всех. Кто-то жестоко тебя обидел.

БЕН. Такое случается практически с каждым.

АННА. Пусть так, но кто-то очень, очень обидел именно тебя. Отнесся к тебе самым безобразным образом. Рассчитал, как причинить тебе самую сильную боль, а потом вырвал твои внутренности, как потрошильщик на колбасной фабрике, яростно швырнул их в стену, наблюдая, как они сползают вниз, а потом долго топтался на них, оставив на ковре пятна, которые тебе уже никогда не оттереть. ( Пауза ). Кто-то вроде меня.

БЕН. Тебя?

АННА. Я причиняю мужчинам много боли. Или причиняла до того, как родилась моя дочь.

БЕН. То есть теперь ты больше не вырываешь из мужчин внутренности и не швыряешь их в стену?

АННА. Нет. Практически нет. Я слишком занята. У меня дочь.

БЕН. Почему ты причиняла боль мужчинам?

АННА. Самозащита.

БЕН. Потому что они причиняли боль тебе?

АННА. Такое случается практически с каждой.

БЕН. Какие мужчины?

АННА. Всякие. Некое количество мужчин. Разных типов. А может, одного. Я хочу, чтобы ты понял. Если я приеду повидаться с тобой, то лишь как твоя переводчица. Исключительно ради перевода. Чтобы он стал еще лучше. После встречи с тобой я смогу переводить более точно, потому что увижу твои глаза. Это многое меняет, возможность увидеть глаза автора оригинального текста, цвет его глаз. Когда ты встречает кого-то, когда человек реально возникает перед тобой, из плоти и крови, тогда меняется все. Когда ты видишь цвет глаз, они становятся настоящими. Не то, чтобы что-то может получиться. Потому что получиться не может ничего. Собственно, я сильно сомневаюсь, что действительно смогу приехать и повидаться с тобой, но если мы повидаемся, то встреча наша будет очень короткой, исключительно ради перевода, и не получится ничего.

БЕН. Почему ты продолжаешь это говорить?

АННА. Я просто хочу, чтобы ты понял. Я не хочу, чтобы у тебя возникли ложные надежды.

БЕН. Будто что-то может получиться?

АННА. Да.

БЕН. Но почему ты считаешь необходимым убеждать меня в этом?