нам кухни, спальни, яхты, небоскребы,
не хватит жизни вкусы чипсов всех попробовать.
Всё новых поколений агрегаты и «maschin» {7},
нам заменяют воду, пыль, огонь и даже ветер.
Но мы всё также меряем весь мир на свой аршин
и где-то, вместо книг, читают
прошлогодние газеты.
Прогресс неукротим, любой шуруп —
есть результат прокачки,
Не говоря уже про гаджеты и тачки,
которые «смывают все печали»,
и за волной волна, друг друга подменяют.
Спешат к нам, улыбаясь глянцевой улыбкой.
И не успеешь оглянуться, исчезают.
Уносятся отливом в море зыбком.
Толпясь в прихожей, знаки {22} заменяют,
исходно ими обозначенную вещь,
мы как бы потребляем мозгом знаки
и как бы ощущаем представленья ощущений,
мы лопаем возможность жрать попкорн,
кредиты нам успешно заменяют деньги,
а сами деньги – эфемерные бумажки.
И превращаем в шлак от котика какашки.
«Эротика рекламы вместо секса».
«Просто 16 16 Выражение, приписываемое З. Фрейду (в анекдоте): «Иногда банан, увиденный во сне – это просто банан».
банан», как символ соблазненья,
знак вместо вещи, бесконечная спираль
и армия вещей – воронка потребленья.
Они в наивном нашем безмятежном сне,
нас подчинили тихо, повсеместно,
подкравшись незаметно, спеленали
без выстрела, без топота, без лязга.
«С улыбкой 17 17 Призрак: «С проклятым соком белены во фляге», I / 5 – Б. П.
и запасом белены во фляге».
Собою подменили всё, что вечным
считалось, непреложным и нетленным.
Сопровождало нас всю жизнь, всенепременно.
И эти псевдовещи нас спасают,
как аспирин, рассол на утро afterparty.
Они, как плесень всюду проникают.
Как кости домино рядами, без гарантий
стоят и ждут сигнала Урфи́н 18 18 А.М.Волков «Урфин Джюс и его деревянные солдаты».
Джюса.
Мы – дети. Канарейки в тесной клетке.
Обречены пить кока-колу, лёд без вкуса,
фрустрация прочнее табу ретки.
Она собой заменит память о воспоминаньи.
Где Чайльд-Гарольд? Исчез в своем изгнаньи.
Мы пожираем демонов бумажных,
и сами превращаясь в знак муляжный,
в драконов эфемерных из пробирки 19 19 В книге О. Хаксли «О дивный новый мир» – людей выращивали в специальных бутылях. В продолжении этого романа автор говорит, что мы движемся в направлении этого дивного мира быстрее, чем он ожидал.
,
себя не видим в зеркале…
и равнодушны в цирке.
(входит в раж)
Нам диснейленд гиперреальнее булавки
под ногтями,
здесь разномастный хоровод с властями,
скоростями,
Джек Воробей с компа́сом, но без стрелки,
со снастями,
киношными нелепыми смертями и страстями,
поверх лубочная картинка с голыми чертями,
но интересней всем – рассказ про сон акулы
с челюстями,
еще важней инструкции о том, как есть горстями
во сне бродя по Матрице со странными «гостями»,
Не Чук и Гек в снегу, не ягоды рябин кистями,
а Чип и Дейл диснеевы —
мультяшные картинки про умельцев с запчастями.
Все эти выдумки живей реальности пугливой,
верхом на симулякре скачут неостановимо.
Смотри, старик, культура подменяется – идеей
культуры, а сама культура – тихо исчезает.
Вместо реальной жизни – артефакты,
затягивает ряска симулякров и дыра зияет
дыра от белых карликов пугает,
«гиперреально прочных и махровых 20 20 См. о постмодернизме {6, 22, 46 и др.}.
»,
чудовищ – марки «симулякры симулякров».
И «знаковая прорва» поглощает
даже намеки на культуру. Постреальность
замазывает липкие неврозы. Фрустрацию,
а пластырь постмодерна,
смягчает нам «невроз исчезновенья»
себя любимого и «служит талисманом
аутентичности». Усатый параноик
с премерзкой трубкой и усмешкой —
симулякр мощи.
Презревший истину, любовь – из тьмы хохочет,
на реках крови, горы трупов. С трупом – проще.
Тщеславие и гордость нашу адскую щекочет.
И тянет щупальцы костлявые,
невинную аорту предвкушая,
и мы молчим иль рады, умирая,
во тьме, сего дракона прославляя.
Сей вурдалак ужасен, мерзок и непобедим,
покуда мы сверяем бой курантов с ним.
Г о р а ц и о. Вот тут с тобой я точно соглашусь,
Обеими руками подпишусь.
О з р и к. Но не страшней ли глупость устроителей
нирваны?
Мы ищем неустанно, чем бы приукрасить жизнь,
всё ускользнуть пытаемся от чудищей поганых,
но вместо правды кретинизм-либерализм.
Нас не спасет «мистический дзенреализм»,
Читать дальше