Илья Тель - Китайская ваза. Длинная пьеса для чтения

Получается, что Ставрогин, дело «Бесов», – виноват, ибо сам признал за собой вину и не выдержал мук совести, а Верховенский – не виноват. Ибо ни в чем не раскаивается и, значит, не наказуем и ТАМ (указывает вверх) , ибо никакого внешнего, объективного рассмотрения жизненного пути подсудимого не предвидится, а Страшный суд есть проекция представлений человека о своих поступках, и вопрос его собственного восприятия этих поступков и намерений, и прощения непотребств самому себе?!

ПРОКУРОР. Получается так! Помните, речь адвоката… Другого. Из рассматриваемого нами дела. О том, что, цитирую, «ничего нет естественнее, чем по бедности шесть человек укокошить». Так вот, если по совести укокошить и не раскаяться потом в малодушии, то, быть может, и не будет в том никакой последующей кары! И, кстати говоря, вера и смертоубийству не помеха. Гражданин Рогожин так, кажется, говорил: «Один совсем в бога не верует, а другой уж до того верует, что и людей режет по молитве…».

К чему я все это говорю? Может, потому, мы и судим Мышкина? Может, потому именно он и остался на заклание, что сам, САМ (!), как магнит, притягивает карающий меч правосудия?

Тоцкого мы уже судили. С него как с гуся вода! На «страшном суде» своей совести скажет: «Сластолюбец! Сластолюбец закоренелый и в себе не властен!», и… оправдается! А Мышкин – не скажет. Он станет винить себя и подтвердит собственную виновность и наш приговор. И не мы Мышкина обвиняем, он сам себя многократно обвинил и приговорил. Приговорил совершенно не как Ганя Иволгин. У того приговор иного рода. От бессилия достичь желаемого, от невозможности утолить голод тщеславия. Нутро Мышкина взрывает острое ощущение собственной вины!

АДВОКАТ. Господин прокурор, но нельзя же судить человека на основании его впечатлительности! Ну, считает человек, что всегда и во всем виноват! И что теперь, это его мнение – царица доказательств? Да, Мышкин имеет привычку во всем себя винить. Вспомните сцену его бесцельных хождений по городу, его бормотание, упомянутое вами, господин прокурор: «Что же, разве я виноват во всем этом?». Переливы настроения, острая потребность в уединении, сменяющаяся ощущением невыносимости этого уединения… Мышкин ни в чем не отдает отчета…

И, кстати, чувство вины Мышкина не является стабильным. В известном разговоре с Елизаветой Прокофьевной Епанчиной на весьма резкий вопрос: «Виноват или нет?», с требованием признания вины, Лев Николаевич отвечает обдуманно: «Столько же, сколько и вы. Впрочем, ни я, ни вы, мы оба ни в чем не виноваты умышленно. Я третьего дня себя виноватым считал, а теперь рассудил, что это не так».

ПРОКУРОР. Да, господин адвокат: разумные, разумные доводы… Но, может, вы все-таки путаете причину и следствие? Почему, собственно, вы считаете, что чувство вины следует за душевной неустроенностью Мышкина? Быть может, осознание вины является источником этой неустроенности? Возможно, то обстоятельство, что иные бессовестные люди не видят за собой ни в чем вины, не отменяет правомочности выводов Мышкина о его собственной вине? Быть может, что-то гложет совестливого Мышкина? А нестабильность чувства вины… является, цитирую господина адвоката, «естественной психологической реакцией – защитной реакцией».

АДВОКАТ. Хорошо! И в чем же источник чувства вины Мышкина?

ПАРФЕН РОГОЖИН. А Мышкин, что, испарился? Лев Николаевич, в чем источник твоего чувства вины?

АДВОКАТ, ПРОКУРОР (говорят одновременно) . Он не знает.

МЫШКИН. Я… я… и правда не знаю, Парфен.

ПРОКУРОР. Смотрите, вот ведь приходят подсудимому здравые мысли, цитирую: «…ему ужасно вдруг захотелось оставить всё это здесь, а самому уехать назад, откуда приехал, куда-нибудь подальше, в глушь, уехать сейчас же и даже ни с кем не простившись. Он предчувствовал, что если только останется здесь хоть еще на несколько дней, то непременно втянется в этот мир безвозвратно, и этот же мир и выпадет ему впредь на долю».

А потом что-то тянет его на дно мертвым грузом, какие-то глупые и лицемерные самовнушения, увещевания: «Но он не рассуждал и десяти минут и тотчас решил, что бежать „невозможно“, что это будет почти малодушие, что пред ним стоят такие задачи, что не разрешить или по крайней мере не употребить всех сил к разрешению их он не имеет теперь никакого даже и права».

Так что же вменяет себе в вину Мышкин, в чем себя обвиняет? Едва ли Мышкин думает о малодушии или стоящих перед ним задачах по спасению отечества. Это не то. Это всё отговорки, самооправдание…