Александр Даниф - Поток подсознания. Издание 2-е, дополненное

Снежок апрельский скромно таял под ногами.

Мы пили пиво и кричали: «Мы здесь власть!»

Студенты двигались пространными шагами

по городу Е-бург. Протест разинул пасть.

Тёк по проспекту марш, орава, хор отпетых.

Снежки летели и бутылки. Все в обком!

Правители сидели в теплых кабинетах,

высотку защищает преданный ОМОН.

Закончилась привычно глупо забастовка:

мы, поорав, ушли. Оставшихся в замес

пустили разозленные менты. Массовка

окончилась ничем – кто по дрова, кто в лес.

Поэтический вечер начался с разгона

бесцветных злых мыслей из-под короны.

Живительной влагой наполнились песни

в противной похмельной плесени.

Читали стихи отстраненно поэты

про мир и про совесть, про то и про это.

А люди шутили, смеялись чревато

над смыслом и черным квадратом.

Стыд. Трут. Май.

Кино. «Бошетунмай»…

Вздох. Труд. Зной.

Праздник весьма не мой.

Смех. Стон труб.

Ветер свистящих губ.

Спор. Пир. Гам.

Пшел вон. Тебе не дам.

Эт́, я, Кэт.

Праздник как пируэт.

Стой. Пей чай.

Хам покоряет май.

Веселость – кольчуга отчаянья —

самый надежный покров —

чтоб, высмотрев, не спросили:

Вам больно? Кажется – кровь?

Эмили Дикинсон

С пошибом нас. Нам не впервой прощаться,

но первый раз на годы разлучаться.

Призыв. Война. Кавказ. Страна раздета.

Мы ищем днем с огнем отзвуки света.

Но света нет нигде – зияет днище.

Бушует злой пожар и ветер свищет

в душе. В пустоты заливаем водку,

а смех наш разрывает рты и глотки.

Что ж, Борода, прощай, долго до встречи.

Два года пролетят, настанет вечер.

И мы опять в подъезде соберемся

иль на веранде и в говно напьемся.

Кто старое помянет – жми до боли —

тому и глаз вон. Вспомним про былое:

как мы сидим – подружки, Ирка, Светка —

да спорим, кто останется с соседкой.

Но карты нам смешал наш друг кудрявый,

смазливый, разбитной, как мы, гулявый.

Простим ему, возможно и нам скоро

помашет на прощанье дикий город.

Жидкость в стакане лица преломляет —

ну, рожица, скажи: «Да».

Говорит: «Нет».

Мы видим, что блаженство возникает

От зрения, не от любви; она

Лишь спутницей его сопровождает. БК, Рай, Данте

У одиночества нет количества

и отсутствует внешний вид.

Бывает, оно рядом стоит,

в землю врос истукан-сталагмит,

хотя людей уйма, слов прорва,

с головами оторванными,

и толпа хороводы водит —

разговоров кишмя кишит.

Ну, здравствуйте ваше величество!

Я вами по уши сыт!

Не ловят меня ваши сети,

не бьет меня напряжение вашей сети…

Где этот чертов сосед?

Что опять на обеде?

Так, значится, быть беде…

Сначала люди делают неимоверное количество глупостей, а потом в недоумении спрашивают у бога, почему приключилась беда.

В стихах нашел свое спасенье.

Себе читал их в облегченье

тяжелых дум (работа мысли),

когда мне душу мыши грызли.

Но стих, как ночь, не длится вечно,

лишь космос дик и бесконечен.

Прочти свет звезд, их лик поможет

забыть созвездья дум тревожных.

Ведь очень часто торопливость дум

На ложный путь заводит безрассудно

А там пристрастья связывают ум. Данте, БК, Рай

….

Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,

О них не судят с Богом заедино;

Тот может встать, а этот может пасть.

Данте, БК, Рай

….

Плоды ума зависимы всецело от склонностей…

Данте, БК, Рай

….

О Жадность! Не способен ни единый

Из тех, кого ты держишь, поглотив,

Поднять зеницы над твоей пучиной! Данте, БК, Рай

….

Мысль умирает, жизнь проходит,

на смену новое приходит.

И остается только гений

в обилье красочных творений.

Расскажет миру пару басен

да побасенок: мир – прекрасен…

А ученик новейших ритмов

запомнит строки пилигримов,

жестокой нежностью отметит

вопросы о живопредмете…

Семь тысяч отмотал и на восьмой виток

умело выхожу, как быстрая ракета.

И мелочная жизнь вливается в поток,

чтобы обыденность обрыдлую отведать.

Страна кипит, бурлит, а мы, как пузырьки,

на дне сидели да наверх сорвались разом,

и на поверхности в излучине реки