Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Алтуфин. В вымогательствах я не участвую.

Прядилов. А на машине нас довезти? Вы же превосходный водитель! Не тянет себя проявить? Машину я вам раздобуду.

Алтуфин. Василия надо вытащить…

Зинягин. И подкрепиться вареным пшеном!

Прядилов. Василия мы на улицу не потащим. И здесь его не оставим.

Тарушанский. Любопытно.

Прядилов. На лестнице Василия бросим. Будем выходить – прихватим и положим. Управдом думает, что он чекист, обнаружив, забьет тревогу… вас, господин офицерский отец, в вашей квартире больше не жить. Господин юнкер пусть решает, а вы обязаны идти с нами. Или долгие допросы вас нисколько не беспокоят?

Тарушанский. Перед переходом в вечность путешествие в деревню я совершу… не открою я вам, господа, что меня в данный момент, скажем так, заботит. Потому что не знаю. Устала голова у меня ответы давать, отдыха просит… вы для меня поток, который подхватит и куда-нибудь понесет… если из квартиры мы уходим, к чему из нее Василия выносить?

Прядилов. Найденный у вас труп приведет к тому, что вас объявят в розыск. Покойник на ничейной территории даст вам шанс проскочить. Из квартиры мы Василия вытащим, а кого увидим, назад затащим. Вы, господин юнкер, раньше на лестницу выйдете. На разведку.

Алтуфин. Не пойду я никуда…

Зинягин. Я обстановку разведаю! В окружающем спокойствии уверюсь – в дверь постучу.

Прядилов. Стучи вполсилы.

Зинягин. Не стану же я с размаха кулаком по ней бить. Василия вынесем и в деревню, отца Гаврилу трясти… встреча с родной деревней. С крестившим меня святым отцом. Аж дух захватывает, как я соскучился!

Третье действие.

В темной комнате невзрачного батюшки.

Прядилов. Глаза у вас, батюшка, не любовью полны.

Гаврила. Наблюдайте, что наблюдаете. Встречать вас в высшей степени милостиво я не обязан.

Прядилов. Вы же священник.

Гаврила. Приходите в церковь, но не домой. Крестьяне-то здешние, а вы? Три поколения русской интеллигенции, заявившееся православную веру клеймить?

Прядилов. Свобода совести у нас в России объявлена. Если за предпочтение византийского направления вас обругивать будут – скажите, и я лично Ленину напишу.

Зинягин. Кровопийце кремлевскому!

Гаврила. О власти ты… зачем так?

Зинягин. В машине мы о вас говорили и до нас доходило, что батюшка вы, видимо, красный. Мнение о Ленине положительное вы имеете?

Гаврила. Ты знаешь мой ответ. Из-за заботы о судьбе храма иной невозможен. На автомобиле, значит, ко мне приехали?

Тарушанский. На угнанном. Когда угоняли, я волновался, но все получилось.

Гаврила. Помимо некоторого гнева, в растерянность меня ваш приход погрузил. А вы ко мне вдобавок на автомобиле, к тому же ворованном… к великим целителям на чем только не добираются – на корабликах, на верблюдах, но я этим не знаменит. Могу обвенчать, провести отпевание, немного могу. (Чиркулевой) Твоему мужу я зубодера в городе посоветовал.

Чиркулева. Дантиста Бейхмана.

Гаврила. Удалил он ему, не прогнал за малостью оплаты?

Чиркулева. Из города мой возлюбленный муж прибыл уже без зуба.

Гаврила. Бейхман – зубодер исключительный… двурукий. Обеими руками рвать может. Я, говорит, не левша, но вам, батюшка, левой я дерану… болела у него правая. Вывихнули, когда волокли.

Прядилов. Еврейский погром приключился?

Гаврила. Пылавшие в народе огонь до убийств, хвала Христу, не разгорелся. Бросили Бейхмана. Не дотащили, куда собирались. На меня волнения не валите, я не подстрекал.

Алтуфин. Вы евреям приятель…

Гаврила. Я?

Алтуфин. С вашим зубом к еврейскому стоматологу вы направились.

Зинягин. А к какому? От зуба тебя и кузнец, поплевав на ладони, избавит, а тонкие умельцы лишь евреи.

Гаврила. Окрестные священнослужители к чеху Гаврочеку ходят. Но я свои зубы господину Эфраиму Бейхману препоручил.

Прядилов. Любовь к евреям вы перед нами не выпячивайте. Мы не из ЧК.

Алтуфин. На сей раз, да, не оттуда.

Гаврила. Четкой определенности, я вижу, вы не сторонники. Иногда вы из ЧК, а иногда… «выйдя из пределов Тирских и Сидонских, Иисус опять пошел к морю Галилейскому через пределы Десятиградия». Красиво апостол Марк написал?

Алтуфин. Не про вас. Вы с приземленной болью к зубодеру Бейхману пошли.

Гаврила. У каждого маршрут по мере его сил и возможностей. От красивой фразы происходит вытягивающее из обыденности окрыление. Мой сан оно не порочит, напротив – мне, священнику, оно подходит, как гусару его залихватски надетый кивер.