Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Серпеин. Вам бы похоронную бригаду из ЧК вызвать…

Тарушанский. Они не из ЧК!

Серпеин. Я, господин сосед, доверия к вашим словам не питаю. Не исключено, что вы и сами там на общественных началах… из любви к новому обществу старых знакомых к себе заманиваете. По улице я не к вам в гости шел. А оказался у вас. Друзьями мы с вами не были. Зачем вы меня позвали? Чекистам меня сдать вознамерились?

Тарушанский. Постучать в барабан меня вновь подмывает… пойдемте, Арсений Валентинович, с вами вместе по оврагам и перелескам бродить. Расстреляют, так расстреляют!

Серпеин. Ваше безразличие к жизни вы на меня не распространяйте, поддаваться фатализму я не настроен. Я, молодой человек, никого не убивал. Если вы ее отпустили, то, может, и меня?

Алтуфин. Мне тошно на вас глядеть.

Серпеин. Лишь на меня? Прочие воодушевление у вас вызывают?

Алтуфин. Красноперым матросом он нарядился, чтобы шкуру спасти… шли бы вы с моих глаз, не усугубляли раздражение!

Серпеин. Искренняя у вас злость? Не заманиваете меня куда-то?

Алтуфин. Куда?!

Серпеин. На лестницу. Я выйду, а вы за мной.

Прядилов. И в спину вам из маузера!

Серпеин. При желании вы меня здесь, вздумается на лестнице – пристрелите на лестнице… я рискну уйти.

Прядилов. С Василием нам не поможете?

Серпеин. Царских слуг мы и графинь! Всех швыряем в моря синь!

Серпеин уходит.

Чиркулева. Певец, покоритель сердец… потеряет его Россия, чует моя душа.

Зинягин. Кто помрет, тому суждено.

Алтуфин. Фатализм – чушь бабская и мужицкая.

Зинягин. Всеобщая, получается?

Алтуфин. Дамы и кавалеры. Бабы и мужики. В чем между нами отличия, тебе ясно?

Зинягин. Вам сладкое шампанское, нам кислый хлеб. Не удивляйтесь, что мы восстали!

Чиркулева. Отца Гаврилу я про революции спрашивала, и он отвечал мудрено, будто запутывал…

Прядилов. (появившись в комнате) К Владимиру Ульянову-Ленину за простыми ответами ему бы тебя послать.

Чиркулева. К Ленину он не очень… не нравится ему политика, когда богатство у людей отбирают.

Зинягин. Что на виду, похватали, а припрятанное поди сыщи… еврейские комиссары не дураки, но наш поп, как лисица хитер, всю землю вокруг церкви раскопай – ничего не накопаешь.

Чиркулева. От красных коммунистических глаз убрал он надежно.

Зинягин. В земле его добро будто у Христа за пазухой…

Прядилов. Ваш рассказ об отце Гавриле меня увлек. Тайник с представляющими ценность предметами у него, говорите, есть?

Зинягин. Вообразив огромнейшую сумму ты, мил человек, не ошибешься. Скромно воображать ни к чему, на полную воображение отпускай. Но я не вижу радости на чужую жирную корову смотреть. Не перепадет тебе от нее молочка.

Чиркулева. Подойдешь подоить – хозяин тебя дрыном огреет.

Прядилов. Я прокручиваю в голове ваши опасения, мою решимость… любимая мною сестра томится у красных в заложниках. Мне нужно ее выкупить, деньги для выкупа где-то взять… пойти со мной на соглашение отца Гаврилу я заставлю.

Зинягин. Жестоко с ним вы намерены? Пальцы ему оттяпать?

Прядилов. Я заберу у него половину. Обязательно заберу.

Зинягин. Когда у него половина пальцев останется, он все вам согласится отдать.

Чиркулева. Хватит тебе с пальцами лезть, зачем ты к безбожной лютости человека подталкиваешь? Он отца Гаврилу разок стукнет и разойдутся они к общему удовольствию.

Зинягин. Наш богоизбранный батюшка в золотишко вцепился – не вырвешь, пальцев его не лишив. Ты про неурожай года восьмого-девятого вспомни. Государство лотерею устроило, чтобы нам, бедолагам, на выживание денег собрать. Отец Гаврила из своих сундуков сколько на хлеб нам достал?

Чиркулева. Ни гроша, помнится, не выделил… бабы с умоляющим видом около него терлись, но разжалобить не удалось. Не требовать же у него, у святого отца. Мучения он видит, глаза ему, Господь, наверное, не запорошил… резать священнику пальцы я не позволю. В ЧК о ваших намерениях заявлю.

Прядилов. Отрезание пальцев я, разумеется, не произведу… комиссары на крюк бы его подвесили. В бочку с водой засунули бы вниз головой. Почему они его не пытали?

Чиркулева. Спроси у лешего в лесу, у яблони в саду, а нас не спрашивай, не имеем мы, что сказать. Идти к отцу Гавриле намерение у вас твердое?

Прядилов. Тверже камня.

Чиркулева. Я пойду с вами. Ради недопущения увечий к отцу Гавриле вместе с вами войду. Накинусь на вас, если священнику на причинное место вы ножку стула поставите!

Прядилов. Разнообразные в вашем народном сознании средства нестерпимую боль причинять. Вы, господин юнкер, в нашу постепенно формирующуюся компанию не вольетесь? Поедете с нами в деревню?