Федор (внезапно во сне). Молодая, красивая женщина-дрянь!..
Кошкин. Вы проснулись?
Оличка. Не уходи, он во сне…
Кошкин. Вы не проснулись?..
Тишина .
Оличка. Скажи, Левочка, только, пожалуйста, правду: ты меня уже любишь?
Кошкин. Я…
Оличка (счастливо смеется). Когда же ты успел, глупенький?
Кошкин. А я…
Оличка. А если, допустим, не успел – так ведь еще полюбишь?
Кошкин. А я уже!..
Оличка. А я сразу!.. Я, как только увидела в зоопарке твои глаза и веснушечки на мочках ушек… Ой, как мне нравятся веснушечки твои, Левочка!.. Я ни у кого таких не видела, я сразу подумала: ах, Левочка!..
Пахнуло ветерком. Вверху помигал и зажегся фонарь, осветил Оличку и Кошкина. Приятно обнаружить – самозабвенно целуются. На какое-то чудное мгновение возникает прелестная мелодия ЛЮБВИ. Откуда взялась? Бог знает, откуда чего берется… Быть может, это звучат души Олички и Кошкина. А может, наши души. Возможно такое или нет?..
Федор (нашел-таки силы, восстал ото сна и безумно бормочет). Пусть целует она другого… (Карабкается вверх по столбу, ноги скользят, не слушаются, а он – неутомим и бессилен.) Молодая, красивая… (Карабкается.) Сережа Есенин – великий поэт земли русской родом… (Карабкается.) Сука… великого поэта земли – пьяницей… (Карабкается.) Ту-ся!.. Ту-ся!.. Все позабыла, Ту-ся!..
(Карабкается.) Забыла про поэзию, Ту-ся!.. Зажралась-зажирела!.. Все позабыла!.. (Кажется, назло всем законам притяжения земли он таки одолевает несносную вертикаль, стоит, обняв столб, как судьбу .) Эх, захлебнуться бы в этом угаре, мой последний единственный друг!..
Кошкин. Трудная ситуация: хочу помочь человеку – а невозможно…
Оличка. Человеку можно помочь, когда человеку надо, чтобы ему помогли. А если человеку не надо – помочь невозможно. Получится зло.
Кошкин. Как бы там ни было – все равно надо помогать. Иначе не выживем: просто печально потеряем друг друга… Теряя ближнего – теряем себя.
Оличка.Не теряй меня, Левочка?
Кошкин.Я…
Неожиданно к фонтану выбегают: Константин, следом Длинный и Пониже. Константин запрыгивает в фонтан, преследователи немедленно его окружают.
Пониже (сплевывая). Думал, убежишь?
Длинный.Думал, убежит!
Константин. Я не убегал!
Длинный. Он не убегал, Толя, это мы от него, а он нас догонял!
Пониже (сплевывая). Гляди, Пачкун, чтобы не выскочил.
Длинный. Толя, не выскочит теперь! Только не убивай сразу, Толя, вполсилы – ага?
Константин. Он сам виноват, гляди, как он мне штанину!
Пониже. Он тебе штанину, а ты его, значит, по ребрам за это? (Сплевывает.)
Константин. Так он мне штанину гляди!..
Длинный. Толя, он псину за штанину!.. Такую он псину – а, Толь!..
Пониже. Все, Костик. Жить больше не будешь. Или я – не я.
Константин.Братцы, из-за собаки?..
Длинный. Из-за собаки – да, Толя, слыхал? Собака ему уже не нравится!.. Дездемона он, Толя, я видел, первый зацепил!.. Я видел, как будто вот так!.. Ну, вот так, прямо перед глазами: Дездемон себе тихо лежал и блох с-под хвоста выкусывал – как человек!.. А этот – он, Толя, он сам на коленки упал и залаял на Дездемона!.. Какой же собаке понравится? А теперь ему, видишь, собака не нравится!..
Пониже. Ты бы лучше меня, гад.
Длинный. Или меня!
Константин (чуть не плачет). Братцы!..
Пониже.Пачкун.
Пачкун толкает Костю навстречу Анатолию, который ударом ноги и повергает собачьего обидчика наземь. Пониже хлестко, яростно, остервенело топчет и пинает жертву, а Длинный орет: «Толя, вполсилы же просил!..» и пытается его оттащить. Истошно кричит Оличка, вырывается из цепких объятий возлюбленного и уносится стремглав. Ее тревожный глас напоминает удаляющуюся сирену. Сразу же следом за Оличкой вынимающим душу воплем возникает в пространстве Федор. Длинный с трудом оттаскивает взбесившегося изувера, брызжущего слюной и бормочущего что-то страшное; оба спотыкаются о бортик фонтана, падают, вскакивают, наконец, уносят свои тяжелые ноги. Константина мы не видим и не слышим. Он на дне. При желании можно догадываться – что он испытывает…Кошкин на скамейке – похож на изваяние. Одноногий журавлик кажется больше живым. Федор мертвой хваткой держится за столб и с ужасом глядит на дно фонтана. Внезапно Кошкин убегает за скамейку, падает на четвереньки и – воет… Протяжно, тоскливо…И Федор, вдруг, заскулил, будто завторил… Жутковатенько… Все еще согбенный Кошкин торопится к Константину, который, стоя на четвереньках, тягуче поводит головой из стороны в сторону, постанывает болезненно воздыхает. Налетел ветерок, фонарь мигнул и погас.
Читать дальше