Николай Коляда - Старая зайчиха

Он.Верю, верю, всякому зверю, а тебе не верю! Только попробуй! Не ударишь! (Поет.) «Мать-перемать, будем в шахматы играть!» «Девки пляшут, сиськи трясутся! Ты, моя сися, тоже потрясися!»…

Она.Я тебе потрясуся! Ох, я тебе потрясуся!

Он.«Это было летом, летом! На асфальте разогретом!»…

Она.Обобрал меня в одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году, как липку, обобрал, выкрал все, смылся, алкаш, ты посмотри на себя, ты как был алкаш, так и остался, мрак! Мрачище! Кошмарище!

Он.Протестую! Это было в одна тысяча девятьсот семьдесят восьмом мохнатом году!

Она.Ты че хочешь, а?! Я ведь ударяю всего два раза, как ты помнишь: один раз в лоб, другой раз – в крышку гроба. Ты че хочешь, горя хапнуть?

Он.А ты че тут, самая крутая?

Она.Че ты тут мне барагозишь, а?! Убирайся вон, сказала!

Кинулась к нему, но он резко встал, останавливает ее рукой.

Он.Ладно, тихо. Солдаты не какают. Все, молчи. Пойду сейчас. (Пауза.) Пойду. (Пауза.) Пошел ведь я, слышишь?

Она.Иди. Алкаш! Бомжара! Позорник!

Он.На себя в зеркало посмотри, позорница. Ладно. Повидались – и пока.

Пошел к двери. Поет:

«Если песню запевает молодежь! Молодежь! Молодежь! Эту песню не задушишь, не убьешь! Не убьешь! Не убьешь!»

Встал у двери.

Молчат.

Она.Сядь.

Он.Зачем?

Она.Расскажи, что это такое тут было у тебя со мной сейчас?

Он.С кем?

Она.Со мной.

Он.У меня с негритосками не было. Только с русскими.

Она.Сядь, сказала. Клоун. Не надоест выдрючиваться. Дурака валяет всю жизнь!

Он.Ну, сел.

Он сел на пол у двери.

Молчание.

Она.Говори. Зачем ты явился?! Говори!

Он.Таня-Танечка… Я лучше спою, давай, а?… «Ах, Таня, Таня, Танечка, с ней случай был такой!»

Она.Какой?

Он.«Служила наша Танечка в столовой заводской!»

Она.Отвали.

Он.Песня.

Она.Ну.

Он.Ну. Все, хватит. Ладно. Помру скоро. Пришел вот – попрощаться.

Она.Да что ты?! Слышала не раз. Карта слезу любит. Не верю. С чего помирать? Тебе сколько лет? Ну и все. (Пауза.) Болеешь, что ли? Я говорю, болит что-то у тебя, нет?

Он.Болит.

Она.Где?

Он.Вот тут. (Тычет пальцем в грудь.)

Она.Ладно, на жалость не бери. Не поверю. Врешь все.

Роется в кошельке, достала деньги, протянула ему.

На.

Он.Чего – на? На паперти, что ли?

Она.Взял быстро, ну?! Тебе надо денег на пузырь – на. И еще вот – купи себе пальто. Как выглядишь? Мрачина полная. Юморист – чулок на голову надел! Кошмаревич!

Он.Спасибо, не надо.

Она.Как не надо, когда надо. Пальто, мрачина!

Он.А куда я его, пальто твое, – себе в гроб под изголовье положу? И в этом хорошо.

Она.Ну, не хочешь – не надо. Пожалуйста.

Он.А денег много у тебя в лопатнике, не бедствуешь, гляжу, нет?

Она.Не твое дело. Ты откуда узнал, что я приехала?

Он.Израиль Борисович сказал. Он у нас в ДК директор. Пилюлькин.

Она.Что?

Он.Фамилия такая. Израиль Борисович Пилюлькин.

Она.Пилюлькин? Какой-то козел. Полный козел. Нагло так разговаривал со мной.

Он.Нагло?

Она.Ужасно. Я ведь актриса. Московская актриса. Работаю в концертном коллективе. Заслуженная артистка Российской Федерации, между прочим. Подали документы на «народную». Вот так.

Он.Да это же всем за выслугу дают – заслуженного.

Она.Нет. Мне – не за выслугу. Я заслуженная артистка России, да! У меня масса концертов! Съемки! Телевидение! А он – со мной так.

Он.Да, ты права. Нельзя с заслуженной, с тобой, то есть – так. Это ужасно, просто ужасно. Знаешь, он вообще – потема. Они что-то мойшат там в дирекции, жулики.

Она.Ну, правильно, они мойшат, они жулики, а мы отдувайся.

Он.Ага, мойшат, мойшат. Пилюлькин, что хочешь.

Она села на кровать, молчит, смотрит в окно.

Он.Да что ты так злишься? Да быльем все уже поросло. Да и чего было у нас? Я гульнул. Ты не простила. А ведь хороший левак укрепляет брак.

Она.Да-а?! Он гульнул, а я не простила – так получается? Левак! Левак, да?! Дурак, а не левак! Да, я не простила. Я брезглива физически. Брез-гли-ва.