Вадим Массальский - Тайна Форта Росс, или Почему с русскими не соскучишься

– Я так люблю это место! Когда-то сюда, в устье Потомака, заходили большие корабли из Европы: английские бригантины, испанские галеоны. Представьте себе – соседняя Александрия была 3-м портом после Нью-Йорка и Бостона. Но знакомые шкиперы предпочитали грузиться зерном прямо здесь…

Старик притоптнул ногой и очертил рукой сектор на берегу от каменистого мысочка до подножия лесистого холма.

Кем бы ни был мой собеседник, но усадьбу Маунт-Вернон он знал как свои пять пальцев. Я так увлекся его рассказом, что не заметил, как мы сделали круг в целую милю по туристической тропе и уже возвращались к центральной усадьбе.

Когда мы подошли к развилке на опушке леса, нам навстречу промаршировал маленький отряд американской революционной армии. Вид у солдат был, прямо скажем, не парадный. В рваных коричневых куртках, в стоптанных ботинках и грязно-серых штанах, они больше походили на увальней-фермеров, чем на бравых вояк. Я подумал, что за те деньги, которые щедро жертвуют меценаты на эти платные шоу, можно было бы одеть статистов поприличнее. В том числе и офицера – в засаленном камзоле, который, к тому же прихрамывал и кашлял как туберкулезник. Но поравнявшись с нами тщедушный офицерик вдруг приосанился, вынул из ножен сабельку и лихо салютовал нам. Мой собеседник ответил самым учтивым военным приветствием. Видимо, все эти люди хорошо знали друг друга и не раз выступали вместе на таких шоу.

Вашингтон в Маунт-Вернон, картина Джуниуса Стирнса

Затем, чтобы не проходить через толпу туристов, мы свернули к зимней оранжерее и оказались у темно-красных кирпичных бараков, где в 18-м веке на нарах ютились по десять человек в комнате черные рабы. Теперь здесь была выставка, рассказывающая об эпохе рабства и жизни сотен невольников в имении первого президента США. Из ближайшего барака вышла черная женщина с девочкой-подростком. Обе были в пестрых косынках и старинных длинных темно-синих платьях, например тех, что до сих пор носят амиши в Пенсильвании. При виде нас в глазах у них вдруг блеснул огонек неподдельной тревоги. Мой спутник подошел и дружелюбно погладил по голове симпатичную девчушку, пугливо прятавшуюся за мамину спину, достал из кармана конфетку. Девочка робко взяла угощение. В ответ женщина-афроамериканка, прощаясь, поцеловала мужчине руку. Это было уже слишком!

– Отвратительно, что в этой стране даже в 21-м веке сохранились пережитки рабства. У меня не укладывается в голове, как Вашингтон, будучи поборником свобод и одним из создателей Конституции, оставался при этом рабовладельцем?!

Мой собеседник горько усмехнулся:

– Вы об этом хотели меня спросить?

Я усмехнулся в ответ.

– Вовсе нет. Но раз уж вы сегодня играете роль гостеприимного хозяина усадьбы, то как вы бы объяснили это?

Мужчина тяжело вздохнул, по лицу его пробежала судорога, как у человека под пыткой, голос неожиданно дрогнул:

– Это был самый тяжелый вопрос, на который мне пришлось отвечать… Единственное, что я мог сказать в оправдание, так это то, что, согласно завещанию, все мои личные рабы после моей смерти получили свободу. Это меня и спасло там…

Он показал головой куда-то далеко за горизонт, где над Чесапикским заливом громоздились черные штормовые тучи. И от этого жеста мне стало немного не по себе.

Минуты две мы шли молча. Вновь вернувшись к особняку усадьбы, но уже со стороны реки, мы остановились у раскидистого столетнего вяза, который стоял на углу господского дома. Начал накрапывать холодный дождик. И хотя листья на дереве уже почти все опали, могучая крона давал хоть какую-то защиту. Я поежился. Мой собеседник молчал. Это молчание становилось тягостным. Я посмотрел на часы. Мне пора было уходить. На выходе из музея меня давно ждали друзья. Но я не мог уйти вот просто так. Мне вдруг стало жалко этого человека. Даже если он был немного сумасшедший, то, наверное, добрый и неопасный сумасшедший. Возможно, всеми забытый вдовец, дети которого живут на другом краю Америки и в лучшем случае присылают поздравительные открытки к Рождеству. И это, пусть даже чрезмерное, увлечение историей – для него единственная отрада. Я решил напоследок немного подыграть его роли и даже назвать самозванца по президентскому имени.

– Знаете, Джордж, я часто привожу сюда своей друзей из России. Делаю для них экскурсии. Правда, опускаю многие исторические подробности, которые они забудут раньше, чем сядут в самолет на московский рейс. Но всем я непременно рассказываю об одном. О том, что полководец и президент Джордж Вашингтон в отличие от Цезаря, Кромвеля и Наполеона, одержал победу над самым сильным врагом – над искушением властью. Отказался не только короноваться, но даже и баллотироваться на третий президентский срок. Я думаю, что это значило больше, чем все его остальные заслуги вместе взятые. Наверняка нашлись бы другие люди, которые бы объединили Конгресс, выиграли битву при Йорктауне, стали у государственного руля… Но мало, кто сумел бы после всего этого, вот так взять и уйти. Уйти, когда новорожденной Демократии нужен был «сильный лидер», «вождь», «учитель», «герой» и тому подобное…