Сергей Ермолинский - Синее море

Е л и з а в е т а (расплываясь от удовольствия) . Они напишут! Я Ганьку Винчугову разве что лопатой не подгоняла…

В а с и л и й И в а н о в и ч. Уж не знаю как, а пишут вот что: «Бригада во главе с женой нашего передового диспетчера товарища А. Сабунова показала пример…»

Е л и з а в е т а. Неужто так и написано?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Возьмите, почитайте сами…

Е л и з а в е т а. И возьму. Давайте, что ли. (Берет газету.) Леша, пойдем, а то еще опять кричать начнут.

Уходит с Алексеем, который оглядывается и весело подмигивает Василию Ивановичу.

В а с и л и й И в а н о в и ч (Елизавете вслед) . Голову под кран не забудьте, голову. Очень помогает от прилива крови.

Алексей и Елизавета ушли.

К о с т я. Ведь вот из-за тряпки на какой крик способна. Оттого, что сидит и ничего, кроме своего носа, не видит.

Л ю б а. Снаружи, может быть, и так. Народ у нас простой, иной раз даже грубый, это правда. Жизнь трудная.

К о с т я. Трудная? В очереди постояли — вот и все, что знаете. А когда город горит и с детишками под бомбами в степь бегут — это знаете?

Л ю б а. Под бомбами не были, но тоже понимаем, что такое война.

В а с и л и й И в а н о в и ч. А все ж таки стыдно смотреть, из-за чего ссорятся.

Л ю б а (быстро повернулась к нему) . А я думала, понимаете вы.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Ей бы мужа другого, Любовь Никитична.

Л ю б а. С вашей мужской точки зрения, может, правда. А она, коли хотите знать, о подарке кричит от самолюбия своего, ни от чего больше. Она мужем своим гордиться желает! Такие вот, как Алексей, мужчины наши, которые остались и не пошли на войну, да жены их, — думаете, мало таких, — они за десятерых работают, себя не жалеют, ни на какие трудности не жалуются. А вы с какой стороны на них смотрите, что видите?

В а с и л и й И в а н о в и ч. Мы не про них. Мы не женщинами, а бабьем возмущаемся.

Л ю б а. Бабьем! А что было бы с детишками вашими, кабы не стало этого бабья? Я про себя скажу: мне легко. У меня один Витюшка да Настенька. А вот хотя бы Зинаиду Гурилеву возьмите, вон там живет. Она голосиста, Елизавета рядом с ней тихоня. Так на ней пятеро висят, мал мала меньше. И все сытые, чистенькие, и в доме порядок — глаз радуется. А ведь это же геройство — семью, детей уберечь. Думаете, не ради них кровь проливают? А для чего, как не ради них? Как не ради того, чтобы нашим детям счастье? А вы — «в свое корыто уткнулись, не видят ничего». (Ушла.)

Василий Иванович и Костя некоторое время сидят молча.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Понял?

К о с т я. Понял то, что нет у меня больше сил из-за этих вот палок сидеть без дела. (Встает, решительно взмахнув костылями, и идет в сторону улицы.) Тотчас выбегает Настенька.

Н а с т е н ь к а. Не ходите далеко, вам же трудно!

К о с т я. А вам не трудно каждый день после школы за пять километров в колхоз бегать и обратно?

Н а с т е н ь к а. Так я ж здоровая. И вся школа так. Людей-то сейчас мало. А потом — практика. Так я, может, агрономом буду. (Фыркнула.) И верно, что бегаю. Времени не хватает, вот и бегаю…

К о с т я. Зато у меня чересчур хватает. (Ушел.)

Настенька побежала за ним. Василий Иванович один.

Потом появляется Л ю б а.

Л ю б а. Простите, что раскричалась я. Может, несправедливо.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Все правда, что сказали, Люба.

Л ю б а. Разволновалась. И с отцом разговор был.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Разговор? Об чем?

Л ю б а. Да так. Дела разные. (Вдруг сразу светлея.) А я благодарна вам.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Это за что же?

Л ю б а. Много за что.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Что вы, Любовь Никитична.

Л ю б а (улыбаясь) . Нет, правда. Смотрите, как с Елизаветой нашей деликатно управился. Вот какой! Прямо смех. (Подошла к колодцу.) Каждый день возьмет и что-нибудь строит. Сад-то у меня какой стал! Глядите, деревца словно ожили!

В а с и л и й И в а н о в и ч. Не могу видеть, когда дерево неухоженное стоит. А вишня у вас плохая.

Л ю б а. Хозяйка плохая.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Неправда, хорошая хозяйка. Да только, когда мужик в доме, сразу все по-другому идет.

Л ю б а. Верно. Бабе заступа нужна, — по себе знаю. Сколько лет одна. Ой, что я… Тоже еще разговор начали!.. (Отвернулась, склонившись над колодцем.) Глубина-то какая, глубина. И дна не видно. Как омут.

В а с и л и й И в а н о в и ч. Отстоится денек, и будет видно. У вас тут вода близкая. А хоть бы и глубже? Для меня эта работа — счастье. Я скажу, до чего человек к своему делу привязан.