Ульяна Гицарева: Антарктида

Левон. Я очень хочу настоящую. Я прошлым летом на Новодевичьем в Москве был. Там столько памятников, столько людей. Целый день бродил… И тоже мне захотелось, чтоб остался от меня… ну хоть камешек на поверхности… Могила – это же такое интимное… Подходишь к артисту какому или спортсмену, и видно, с кем он рядом хотел лежать, а кто с ним, как родные к нему относятся, приходят ли люди, кладут ли цветы. Такое открытое интимное. Понимаете?

Клюшников. У Высоцкого был?

Левон. Был. Он на Ваганьке.

Клюшников. А туда зачем?

Левон. Затянуло.

Клюшников. Ну и как? Нормально там у него все? Как он?

Левон. Нормально. Цветы есть. Лежит на самом краешке только.

Клюшников. Оно и понятно. Ему хватит. «Кто в океане видел только воду, тот на земле не замечает гор»… А чё ты туда поперся-то?

Левон. Да мне к Чехову надо было.

Клюшников. Писателю?

Левон. Ну.

Клюшников. А чё к нему?

Левон. Да у меня у тетки дача близко от его дачи в Мелихове. Я у нее жил. Гуляли. Она яблок в чеховском саду насобирала, уже зрелых, падучих. Таких, со сладкими гематомами… Там много… Говорит: отвези Антону Павловичу на могилку. Пусть поглядит. Хороший урожай в этом году. Я и повез.

Клюшников. Быстрее, Лева, быстрее! Не отвлекайся. И как он там?

Левон. Да так себе. Лежит почти на дорожке. Цветов нет, памятник, наверное, тот, с каким хоронили. С женой и отцом. Жаль стало.

Клюшников. А ты его не жалей. Он не один. Он с женой и отцом. Ему-то, поди, это важнее, чем памятник.

Левон. Не знаю… Напротив Гоголь, один. Торжественный до ужаса… Петр Георгич, не садитесь, не садитесь! Давайте медленнее, но останавливаться не будем!

Клюшников. Да-да… Говори, Лева. Говори… Кто там еще?

Левон. А напротив Веневитинов.

Клюшников. Тоже писатель?

Левон. Да нет. Поэт. Могилка совсем заброшенная. Он пушкинской поры. И получше Пушкина начинал, но не успел. Прожил только двадцать два года. Совсем как я. Я даже на год пережил.

Клюшников. Ты еще не прожил…

Левон. Еще не прожил… Ой! У меня ж фляжка со спиртом в сапоге! Дядя Петя, вы чё? Вставайте! Ну! Спирт есть! Вставайте!

Радио. Станция «Молодежная» прием!

Отец Александр. Слава Богу!

Радио. Прием!

Отец Александр. Прием! Центр! Срочно! Зафиксировано движение земной коры в южной части Турции тридцать два часа и шесть минут назад. Мы предполагаем возможное испытание ядерного заряда. Конкретные координаты: двадцать градусов южной долго…

Радио…Там землетрясение было два балла. Мы в курсе.

Отец Александр. Землетрясение?

Мишка. Это точно?!

Радио. Да, землетрясение. Кто на связи?

Отец Александр. Отец Але… Строитель-ремонтник. Почему вы не выходили на связь?

Радио. Смена кадров у нас.

Отец Александр. Чего?!

Радио. Порядок изменился.

Отец Александр. Что за люди-то вы? Порядок! А был порядок-то?! Мы думали, вы там всё уже!

Радио. Прошу прекратить панику. Центр вызывает Клюшникова.

Отец Александр. Нет его! Слышите? Вышел он на подстанцию в буран.

Радио. Такого приказа не было.

Отец Александр. Какого приказа? Мы думали вы там всё! Он на связь седьмой час не выходит! Я сижу тут, только чтобы вас предупредить! А сейчас за ним пойду.

Радио. Кто остается на станции?

Отец Александр. Собака остается!

Мишка. Я не останусь один!

Радио. Что за шутки? Прием!

Отец Александр. Никого. Мы все – я, слесарь-ремонтник, и Мишка, якутская лайка, – выходим на поиски.

Радио. Дождитесь выхода на связь.

Отец Александр. Семь часов! Если у них заглох двигатель, они часа через три в снег превратятся! Чего ждать? Ехать трупы собирать?

Радио. Центр запрещает вам оставлять полярную станцию.

Отец Александр. Идите к черту! Конец связи.

Мишка. Батюшка?

Отец Александр. Что?

Мишка. К черту?!

Отец Александр. Поехали.

Клюшников. Ох, ты ж мать!.. Это чё я вижу-то?

Левон. И я вижу…

Клюшников. Гитлер?

Левон. На тарелке.