Венедикт Ерофеев - Вальпургиева ночь

Натали (на ту же иглу накручивает какую-то новую хреновину и продолжает вливать еще что-то). А ты-то, Лев, ты — лучше прежних Львов? Как ты считаешь?..

Гуревич. Не лучше, но иначе прежних Львов. Со мной была история вот какая: мы, ну чуть-чуть подвыпивши, стояли на морозе и ожидали — Бог весть чего мы ожидали, да и не в этом дело. Главное, у всех троих моих случайных друзей струился пар изо рта — да еще бы! При таком морозе! А у меня вот нет. И они это заметили. Они спросили: «Почему такой мороз, а у тебя пар не идет ниоткуда? Ну-ка, еще раз выдохни!» Я выдохнул — опять никакого пару. Все трое сказали: «Тут что-то не то, надо сообщить куда следует».

Натали (прыскает). И сообщили?

Гуревич. Еще как сообщили. Меня тут же вызвали в какой-то здравпункт или диспансер. И задали только один вопрос: «По какой причине у вас пар?» Я им говорю: «Да ведь как раз пара-то у меня и нет». А они: «Нет-нет. Отвечайте на вопрос: на каком основании у вас пар?..» Если б такой вопрос задали, допустим, Рене Декарту, он просто бы обрушился в русские сугробы и ничего не сказал бы. А я сказал: отвезите меня в 126-е отделение милиции. У меня есть кое-что сообщить им о Корнелии Сулле. И меня повезли…

Натали. Ты прямо так и брякнул про Суллу? И они чего-нибудь поняли?..

Гуревич. Ничего не поняли, но привезли в 126-е. Спросили: «Вы Гуревич?» — «Да, говорю, Гуревич».

«Можете, — мне сказали, — конечно, можете. Сейчас мы вас отвезем домой на собственной машине…» И привезли вот сюда.

Натали. А как же шпиль горкома комсомола?

Гуревич. Ну… это я для отвода глаз… и чтобы тебе там, в приемной, не было так грустно.

Натали. Слушай, Лев, ты выпить немножко хочешь? Только — тс-с-с!..

Гуревич.

Пока Натали что-то наливает и разбавляет водой из-под крана, из-за ширмы продолжается: «Перезимуешь, приятель, ничего страшного!.. Будь мужчиной, судак малосольный!.. Следующий!.. Аштанов-то, штанов сколько на себя нацепил! Ведь все хозяйство сопреет и отвалится!.. Давай-давай! А ты — сгинь, не мешай работать… Следующий… Ничего, старина, у тебя все идет на поправку, походишь вот так в раскорячку еще недельки две и — аля-улю — от нас до морга всего триста метров!.. Следующий!» Натали подносит стакан. Гуревич медленно тянет — потом благодарно приникает губами к руке Натали.

Натали. Это ты о ком?

Гуревич. Да я все об этой Тамарочке, сестре милосердия. Ты заметила, как дурнеют в русском народе нравственные принципы? Даже в прибаутках. Прежде, когда посреди разговора наступала внезапная тишина, русский мужик говорил обычно: «Тихий ангел пролетел…» А теперь, в этом же случае: «Где-то милиционер издох!..» «Гром не прогремит, мужик не перекрестится», вот как было раньше. А сейчас: «Пока жареный петух в ж… не клюнет…» Хо-хо. Или вот еще ведь как трогательно было: «Для милого семь верст не околица». А слушай, как теперь: «Для бешеного кобеля сто километров не круг».

Натали смеется.

А это вот еще чище. Старая русская пословица: «Не плюй в колодец — пригодится воды напиться» — она преобразилась вот каким манером: «Не ссы в компот — там повар ноги моет».

Натали смеется уже так, что раздвигается ширма и сквозь нее просовывается физиономия сестры милосердия Тамарочки.

Тамарочка. Ого! Что ни день, то новый кавалер у Натальи Алексеевны! А сегодня — краше всех прежних. И жидяра и псих — два угодья в нем.

Натали (смиряя ласкою бунтующего Гуревича, строго Тамарочке). После смены, Тамара Макаровна, мы с вами побеседуем. А сейчас у меня дела…

Тамарочкаскрывается, и там возобновляется все прежнее: «Как же! Снотворного ему подай — получишь ты от задницы уши!.. Перестань дрожать! И попробуй только пискни, раздолбай!..» И пр.