Виталий Раздольский - Дорога через Сокольники [Пьесы]

П р о ф е с с о р В л а с о в С е р г е й Р о м а н о в и ч — твердый человек с мягкими манерами.

Л и д а — его дочь. Тихий омут, 19 лет.

Д о к т о р К о н я г и н а В е р о н и к а Т р о ф и м о в н а — прямой человек, 50 лет.

П р о ф е с с о р Н и к а д и м о в Н и к а д и м Н и к а д и м о в и ч — сентиментальный чудак с железной хваткой, 60 лет.

А к а д е м и к Щ е г л о в К о н с т а н т и н И в а н о в и ч — человек-легенда, 75 лет.

Щ е г л о в а А н н а М а т в е е в н а — его вдова. Женщина трезвого ума, 65 лет.

К а н д и д а т В и ш н я к о в Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч — подает надежды, 26 лет.

Л е й т е н а н т С о ш к и н — человек долга, 30 лет.

С в я щ е н н и к о т е ц А л е к с а н д р — воинствующий безбожник, 45 лет.

Е в а З а б л у д с к а я — последняя жена Никадимова, 30 лет.

А с п и р а н т к а — отважная девушка, 25 лет.

Мемориальный музей академика Щеглова. За окнами — сонное майское утро, сирень.

Круглый салон, куда выходят двери: налево в библиотеку, направо в вестибюль и прямо в кабинет директора музея Власова. Большой бронзовый бюст академика Щеглова. Часы.

За круглым столом сидят К о н я г и н а, Н и к а д и м о в и В л а с о в, который просматривает оригиналы статей.

К о н я г и н а. Я категорически против всякой игры воображения!

Н и к а д и м о в. Почему же, Вероника Трофимовна?

К о н я г и н а. Мы отмечаем годовщину смерти, а не серебряную свадьбу. Всякое приплясывание по меньшей мере неуместно!

Н и к а д и м о в. Почему приплясывание? Я хочу, чтобы вступительное слово не было казенным. Что здесь дурного?

В л а с о в. Продолжайте, Никадим Никадимович!

Н и к а д и м о в (читает) . «Изумительная ценность научного наследия академика Щеглова»…

В л а с о в. «Изумительная» мне не нравится.

Н и к а д и м о в. «Удивительная ценность»…

В л а с о в. Тогда уж начните сначала.

Н и к а д и м о в (читает) . «Вся научная общественность отмечает сегодня годовщину смерти творца и основоположника сигматологии… Дело жизни этого человека — одна из острейших проблем биологии — проблема живого и мертвого! Та неуловимая грань, за которой мерцает…»

В л а с о в. Кстати, Вероника Трофимовна, надо позвонить на радио. Они обещали прислать корреспондента.

Н и к а д и м о в. «Как всегда, в этот день»…

В л а с о в. И хорошо бы два крошечных приветствия. Что-нибудь наивное, неумелое, но трогательное.

К о н я г и н а. Все сделано!

Н и к а д и м о в. «Как всегда, в этот день мы собрались под сводами бывшей экспериментальной мастерской, а ныне — Мемориального музея академика Щеглова. Когда смотришь на эти стены»…

В л а с о в. Между прочим, товарищи… Это пока строго между нами: ожидается Указ о награждениях. Мне намекнули.

Легкая пауза, полная стыдливого предвкушения славы, обмена многозначительными взглядами.

Продолжайте, Никадим Никадимович!

Н и к а д и м о в (с подъемом) . «Когда смотришь на эти стены»… (Власову.) Это уже точно, Сергей Романович?.. «Когда смотришь на эти стены, начинает казаться, что Константин Иванович Щеглов ушел от нас не двадцать пять лет тому назад, а вышел только на минутку. Что сейчас он войдет сюда своей стремительной походкой»…

К о н я г и н а (Власову) . Неужели, Сергей Романович, ты не чувствуешь неуместности этого заигрывания с великой тенью?

Н и к а д и м о в. Простите, доктор Конягина, вы — педант!

К о н я г и н а. А вы, профессор Никадимов, мотылек!

В л а с о в (поднимает голову от бумаг) . Довольно, Вероника Трофимовна!

Н и к а д и м о в (взволнованный, наливает в стакан воду, пьет) . Этот тон, эта язвительность, вечные передержки!.. (Возвращается к своему тексту.) «Хочется на минуту дать волю воображению»…

К о н я г и н а. Вздор!

Н и к а д и м о в. Доктор Конягина! Это, наконец, возмутительно!

К о н я г и н а. Профессор Никадимов, всем известно, что я человек прямой. И я скажу вам еще раз: вы городите вздор!