Исидор Шток - Драмы

Д е в о ч к а (старушечьим тоном, с латышским акцентом) . Это истерик! Это паник! Какой женщин это не пережил!

Я с и к. Не нужно мне этого ребенка, пусть она выживет! (Рыдает.)

Д е в о ч к а. Стыдите, Аким Альфредович! Такой большой! Такой доктор… Стыдите!

Они заходят в дом.

Из школы слышен звонок. С булкой в зубах к воротам бежит Б а с и л о в. Ему навстречу Яша.

Я ш а. Басилов!

Б а с и л о в. Ну?

Я ш а. Ты зачем бросил классный журнал в снеготаялку?

Б а с и л о в. Обалдел?

Я ш а. Слово?

Б а с и л о в. Слово!

Я ш а. Значит, это Ганька Семушкин. Кроме тебя и Гальки, во время перемены во двор никто не входил.

Б а с и л о в. Значит, Ганька! Он по партам с журналом бегал.

Я ш а. После урока его к себе вызвал директор, велел показать дневник.

Б а с и л о в. Ну?

Я ш а. Ганька не хотел, директор его припер к стенке. Ганька показал. А там все отметки переделаны. Двойки на четверки. Тройки на пятерки. А теперь он еще журнал сжег.

Б а с и л о в. Его из школы исключат.

Я ш а. Исключат. Я к директору иду.

Б а с и л о в. Какой же ты товарищ?

Я ш а. Я ему не товарищ!

Б а с и л о в. Пропал Ганька Семушкин!

А в сорок девятой квартире В с е в о л о д К а р а к а ш ждет друзей детства. Один уже пришел — это ровесник Всеволода В а с ю к о в, сержант милиции.

Посредине комнаты под люстрой, украшенной плакатом «Здравствуйте, друзья детства!», большой сервированный круглый стол с цветами, шампанским… Каракаш читает, Васюков слушает.

К а р а к а ш. «…А когда они не виделись два дня, как она тосковала!.. Как-то они даже поклялись друг другу в вечной любви… Это, конечно, было очень смешно. Ночь. Кладбище. Лопухи. И они сидят на плите могилы безвременно погибшей восьмидесятилетней старухи. И луна. И черные ягоды шелковицы…»

В а с ю к о в. Что же тут смешного? Не пойму.

К а р а к а ш. Подожди. Это очень веселый юмористический рассказ. (Читает.) «А потом экзамены, конец школы, отъезд из родного города… Перед отъездом он подарил ей на память перочинный ножик, хороший такой ножик — десять предметов: ножницы, шило, два ножа… Потом письма все реже… И вдруг, как землетрясение: она вышла замуж и уехала в другой город. Он уже кончал университет, был комсомольским секретарем. Но едва оставался один — тоска заливала его с ног до головы… Где она?.. Один раз он видел ее в театре. Как странно… Давали «Ромео и Джульетту». Другой раз на улице. Он подошел к ней и поздоровался… Она прищурилась и не ответила. С ней был носатый человек в очках, седой… Очевидно, муж. Он слегка прихрамывал…» Ну как, смешно?

В а с ю к о в. Нет, не очень.

К а р а к а ш. Будет смешно. «И снова она ему снилась, снова щемило его сердце, когда он проходил мимо театра, где давали «Ромео и Джульетту». Он искал ее на улицах Москвы, в скорых поездах, идущих на Восток, в городах Южного Урала… А когда видел из окна вагона старое кладбище, он кряхтел и отворачивался. Ему все казалось, что вот-вот войдет она в вагон, он возьмет ее за руку и скажет про свою любовь. А она улыбнется, на правой щеке у нее появится ямочка, и она скажет, как тогда на кладбище: «Меня не надо любить, дурак».

В дверь стучат.

Да!

За дверью голос: «Телеграмма».

(Взял телеграмму. Читает.) «Приехать на встречу друзей не могу тчк Занят тчк Приветствую товарищей Козел». Вот тебе на!

В а с ю к о в. Он всегда был плохим другом. Читай дальше. Все?

К а р а к а ш. Ну да. Небольшой юмористический рассказ. Про одного знакомого. Тоже прокурор. Как ты думаешь, можно из этого сделать комедию?

В а с ю к о в. Вряд ли.

К а р а к а ш. Мало смешно?

В а с ю к о в. Да нет, совсем не смешно. И конца нету.

К а р а к а ш. Да, конца нет. Но конец я еще придумаю. Странно, почему не смешно…

В а с ю к о в. Ты врешь, Каракатица! Это ты про себя писал. И чтоб доказать самому себе, что ты стал равнодушен, ты хотел написать юмористический рассказ… Юмористический. А не смешно.

К а р а к а ш. Честное слово, я тут ни при чем. Какая чепуха! Разве это похоже на меня? Это про одного типа. Я даже могу сказать его фамилию. Пожалуйста. Аметистов. Его фамилия Аметистов! А ты в милиции работаешь?

В а с ю к о в. Я, знаешь, боюсь, что друзей детства всех в лицо не узна́ю.

К а р а к а ш. Меня ведь узнал.

В а с ю к о в. Ты другое дело. А вот на что мне со всеми видеться — не понимаю, честное слово, не понимаю. И зачем ты это затеял?.. Да я думаю, что никто и не приедет.

К а р а к а ш. Ты смеешься!

Входит Л и д и я В а с и л ь е в н а.