С и м о ч к а, Ю л я, С е р г е й и Х у с а и н выходят в соседнюю комнатку. За столом остаются Анна Николаевна, Скрыпченко, Соня и я.
С о н я (гладит Скрыпченко по бакам) . Ну что приуныл, конник? Где твой аллюр три креста?
Ни слова не говоря, Скрыпченко лезет под кровать, достает оттуда старую медную трубу, завернутую в тряпицу, аккуратно вытирает ее, приставляет к губам и играет боевой сигнал «Седлать коней!». А потом «Сабли к бою!»
Тихо, ты! Ребенка побудишь!
С к р ы п ч е н к о. Пусть привыкает. (А потом медленно и протяжно тянет мелодию о старом дубе.)
А н н а (убирает со стола, моет чашки. Мне) . Ты уж извини, студент, что на такой разговор попал. Да ведь это год такой, во всех домах серьезные разговоры идут.
С к р ы п ч е н к о (заворачивает в тряпицу трубу и кладет под кровать) . Что же ты, друг, не заступился за меня? Ведь я привел тебя, чтоб ты мой авторитет поднял, рассказал бы им, кто я таков, как я с боями пол-Польши прошел, как ипподром восстанавливал, как меня Семен Буденный шашкой награждал, как я в ополчение с Доватором ходил, как немецкие тылы громил, как Гитлер за мою голову пять тысяч в твердой валюте предлагал, как я израненный домой вернулся и теперь снова тружусь… Ты-то ведь знаешь.
С о н я. Да не он один, все знают, и все уважают тебя, буйная твоя голова. Авторитет твой поднимать не надо, он и так большой… А вот уставать ты стал, раздражаться, обижаться, не к лицу это тебе, Василий. Ты ведь дедушка у нас, в сорок пять лет дедушка. Ну, успокоился? Выпить с гостем хочешь?
С к р ы п ч е н к о. Не откажусь. (Наливает.) За вас, Анна Николаевна! За урок, который вы мне дали.
Мы с ним выпиваем, а женщины не пьют.
Есть и у меня для тебя сюрприз, Сонька. Вызвал меня сегодня директор и вручил пакет. «За лучшую породу скакунов, за верную службу причитается вам, товарищ Скрыпченко, две тысячи шестьсот рубликов. Распишитесь в получении». Так что забирай, Сонька, денежки, бери в своем госпитале отпуск, и поедем мы с тобой на Кубань, в город Краснодар, отдыхать и лечиться. А здесь за домом есть кому смотреть. Вот Анна Николаевна, ведь она голова этому дому, вот пусть и распоряжается.
С о н я (даже зарделась от счастья) . Господи, Вася! Неужели правда? Ведь я как мечтала поехать с тобой, отдохнуть, в речке покупаться, процедуры всякие принимать. Неужели правда? А путевки мы достанем?
С к р ы п ч е н к о. Да есть они, эти путевки. Начальник курорта мой дружок по Первому эскадрону Наливайко. (Анне.) Как, товарищ комбриг? Даете добро?
А н н а. Ну конечно. А за дом не беспокойтесь. Отдыхайте там, в кино ходите…
С о н я (целует руку матери) . Даже не верится… Мама!
Однако последнее восклицание адресовано не Анне Николаевне, а относится к вошедшему мужчине. Это И з у м р е с к у, бывший Изумруд, бывший цыган, бывший соратник Скрыпченко, бывший муж Сони, бывший румын, бывший военнопленный. Одет он весьма неважно: полувоенный картуз, зеленая оборванная шинель без погон и знаков различия, подпоясанная старым ремнем, похожий на портянку шарф, обмотки и дырявые башмаки, подвязанные веревками. На небритой физиономии его заискивающая и жалкая улыбка.
И з у м р е с к у. Узнали? Это я — Изумруд. (Целует руку Анне Николаевне, здоровается с Соней, со мной и несмело протягивает руку Скрыпченко.) Яв джидо́ [4] Будь здоров!
, Вася!
С к р ы п ч е н к о (молча пожимает ему руку. Показывает на стул) . Садись.
И з у м р е с к у (с большим любопытством осматривает комнату, стол, самовар, медвежью шкуру, подходит к колыбели) . Это кто ж?
С о н я (становится между ним и колыбелью) . Внучка наша.
И з у м р е с к у. Симочка?!
С о н я. Лизка. Дочка Симочки.
И з у м р е с к у. Понятно.
С к р ы п ч е н к о (наливает ему вина) . Пей.
И з у м р е с к у. А вы?
С к р ы п ч е н к о. Уже.
И з у м р е с к у. Понятно. (Выпивает рюмку. Осторожно закусывает.)
А н н а. Щей хочешь?
И з у м р е с к у. Хочу!
Анна выходит и через некоторое время возвращается, неся в руках полную тарелку щей, тарелку каши, хлеб. Изумреску жадно набрасывается на еду. Так мы молча сидим за столом и смотрим на пришельца.
А н н а. Да ты хоть шинель сними.
И з у м р е с к у. Я не надолго.
Он еще сильнее укутывается в шинель, и мы понимаем, что у него под шинелью, наверно, ничего нет. А в это время из соседней комнаты врывается ватага молодежи. С е р г е й и Х у с а и н вносят на руках одетую в индийское платье, с красной точкой между бровями удивительно красивую Симочку. Впереди всех идет Юля, неся на вытянутых руках патефон, играющий песню Раджа Капура.
Читать дальше