Исидор Шток - Пьесы

Е г о р у ш к и н (грубо, тоскливо, закрывая лицо руками) . Вон, уходи. Зачем ты мне…

А н а с т а с и я (отбегает к дочери) . Что же это, Сашенька?

Е г о р у ш к и н (отвернулся от стоящих у двери Анастасии, Сашеньки, Ведеркина, полковника. Сидя в кресле, бросает в печку куски сломанного костыля. Тихонько поет) .

З а н а в е с.

Прошло двадцать дней. Та же комната. Горит настольная лампа. Потрескивают дрова в печке. Накрытая шубой и пледом, на кровати лежит С а ш е н ь к а. Она больна. Спит. У кресла сидит Е г о р у ш к и н и ввинчивает в пол возле печки рычаг, прилаживает пружину, работает молотком и буром… Будит Сашеньку. Она заметалась на кровати, застонала.

С а ш е н ь к а. Папа… Что сейчас? Ночь?

Е г о р у ш к и н. Поздний вечер. Я тебя разбудил, спи. Я больше стучать не буду. Слышишь, поезд пришел из Кандалакши. Может, на нем приехала мама из Кировска… Что же ты так заболела? Супу хочешь?

С а ш е н ь к а. Что ты строишь?

Е г о р у ш к и н. Чепуха. Капкан… Да-да, капкан для ловли хорей. Понимаешь, завелись хори. Сперва я думал — крысы. Потом подстерег. Настоящие хори. Пришли откуда-то. Роются в развалинах, завели гнезда в домах… Вот я их и изловлю всех. Хорошая идея?

С а ш е н ь к а. Вечно какие-то истории! Откуда в домах хори?

Егорушкин молчит.

Где ты взял этот капкан?

Е г о р у ш к и н. Сделал. Изобрел. У вокзала сбитый «фокке-вульф» валяется. Я там отвинтил кое-что.

С а ш е н ь к а. Наловишь мне хорей на шапочку?

Е г о р у ш к и н. На шубу! Вот ты увидишь. На большую шубу и на муфту. Главное, чтоб никто пока не видел эту штуку. А то начнутся расспросы, разговоры. Еще украдут конструкцию.

С а ш е н ь к а. Ты не стучи больше, у меня голова болит.

Е г о р у ш к и н. Может, у тебя скарлатина? Или корь?

С а ш е н ь к а. Просто лихорадка. Наелась хины, скоро все пройдет.

Е г о р у ш к и н. А у меня прекрасные новости. Ты будешь очень довольна. Я поступил ночным сторожем на склад. С будущей недели выйду на работу. Там целая куча железного лома, пружины, рычаги… Смогу наладить массовый выпуск капканов. Между прочим, всем сторожам выдают яичный порошок — лабаз разбило. Буду тебе жарить омлеты.

С а ш е н ь к а. Ты что, нарочно? Демонстрацию устраиваешь? Летчик Егорушкин будет ночным сторожем. Я не позволю… (Плачет.) Вечно какие-то небывалые выдумки… Как я устала от вас.

Е г о р у ш к и н. Напрасно ты так говоришь, Сашенька. Увидишь, это очень выгодно. Все будут завидовать.

С а ш е н ь к а. Ну, хочешь я поговорю с полковником? Они возьмут тебя секретарем, писарем… Это все-таки лучше…

Егорушкин молчит.

Они простят тебя.

Е г о р у ш к и н. Нет. Они не простят… А кроме того, это помешает. Я должен закончить капкан. Это сложное устройство. Видишь педаль? Положу здесь кусок сырого мяса. А сам притаюсь в кресле, все равно не сплю. Придет хорь, я нажму рычаг, отпущу пружину. Его и прижмет. Жмак! Совершенный механизм.

С а ш е н ь к а. Я беременна.

Е г о р у ш к и н. Так.

С а ш е н ь к а. А он пропал. Сказал, что работает на судостроительном заводе. Я ходила туда. Нет такого человека. Я пошла на другие заводы. И там нету. Я поехала в рабочие поселки, справлялась всюду. Личность эта никому не известна. Или он обманул меня — назвался другой фамилией, или это он, но фигура темная, возможно, даже уголовная. Нас познакомил Ведеркин.

Е г о р у ш к и н. Без Ведеркина ничего на свете не происходит.

С а ш е н ь к а. Я была у Ведеркина. Передала ему письмо от этого типа. Он был очень удивлен и спросил, читала ли я письмо. Я, конечно, не читала. Ведеркин смутился, ничего мне не сказал… Потом рассмеялся. «Я не желаю о нем говорить», — так сказал Ведеркин… Не могла же я признаться, что он, этот тип…

Е г о р у ш к и н. Кто он?

С а ш е н ь к а (достает из-под подушки и подает Егорушкину автопортрет Сергеева) . Вот. Знаешь?

Е г о р у ш к и н (рассматривает портрет) . Нет, не знаю.

С а ш е н ь к а. Его зовут Валентин Сергеев.

Е г о р у ш к и н. Как же ты могла? (Сдержал себя.) Ну, ничего, ничего. Не надо только Настасье говорить. Слышишь?

С а ш е н ь к а. Я не боюсь ее! А спросит — правда ли, скажу — да, правда! Я самостоятельный человек. Он такой… Он высокий, гораздо выше тебя… Показался мне очень добрым, ласковым… Разве нельзя верить людям, разве нельзя верить самой себе, своему сердцу?.. Значит, нельзя. Как я казню себя. Ты знаешь, я хотела избавиться, но это унизительно. Еще немного поживу здесь, потом уеду. Никому не будет дела, чей он. Убили отца на фронте, вот и все. Вырастет смелым, правдивым… Далеко отсюда…