Когда я ходил пешком под стол,
Я прислуживать в конторе работать пошел:
Я следил, чтобы клеркам хватало чернил,
Мел полы в кабинетах и окна мыл.
Так я мел и мыл день и ночь напролет,
А теперь я возглавляю королевский флот.
Я в конторских делах был такой удалец,
Что младшим клерком я стал наконец.
А от младшего клерка — какой разговор! —
Был не так уж далек и старший партнер.
Быть старшим партнером привык я — и вот
Я теперь возглавляю королевский флот.
Я так бойко партнерствовал день ото дня,
Что в Палату общин послали меня.
Я по зову партии голосовал,
Своему уму воли я не давал.
Я так мало думал, что воздали мне почет
И послали возглавлять королевский флот.
Так что всем, кто на суше, совет мой таков:
Если вы захотите чинов-орденов,
То надежно усвойте мудрейший наказ:
От конторских столов не подымайте глаз
И держитесь подальше от океанских вод —
И возглавите все вы королевский флот.
Наибольшего сарказма Гилберт и Салливен достигают, пожалуй, в оперетте «Иоланта» (1882) (она, кстати сказать, не имеет ничего общего с оперой Чайковского) — сатире на британский парламент и политическую жизнь, — а также, конечно, в своей, возможно, самой знаменитой оперетте «Микадо» (1885), где высмеиваются не только политические интриги, но и королевский двор. Нам сейчас многие намеки этой оперетты неясны, но современники хорошо узнавали, кого и что авторы имеют в виду. Английский сатирик Гилберт Кит Честертон был от этой оперетты в таком восторге, что сравнил «Микадо» ни мало, ни много, как с «Путешествиями Гулливера»:
«В этой оперетте Гилберт обнажил язвы современной Англии так, что они буквально кровоточат, как сделал Свифт в „Путешествиях Гулливера". Едва ли в „Микадо" есть хоть одна шутка, которая относится к Японии, но все шутки не в бровь; а в глаз бьют по Англии... Самое замечательное — это образ Пу-Ба, совмещающего множество разных и совсем не сочетающихся друг с другом должностей. Это — вовсе не особенность Востока, где, наоборот, люди четко разграничены по профессиям и кастам. Но в отношении Англии образ Пу-Ба — это нечто большее, чем сатира; это — правда. Именно в Англии, а не в Японии чиновник может занимать двадцать разных постов, находящихся в полном противоречии друг с другом».
Цит. по: Ian Bradley (ed.). The Annotated Gilbert and Sullivan. L.,1988, pp.258, 268.
Содружество Гилберта и Салливена производило странное впечатление: очень уж разные они были люди. Гилберт был огромного роста человек с бешеным темпераментом: он всем резал в глаза правду-матку, ссорился со всеми, начиная от своих родителей и до своего почтальона, и не вылезал из судебных тяжб со своими издателями, литературными агентами и т. д. А, напротив, Салливен — невысокий, хрупкий, всегда изящно одетый и изысканно вежливый — был душой любого общества, кумиром женщин и всеобщим любимцем. Все годы, что продолжалось их сотрудничество, Гилберт и Салливен постоянно ссорились друг с другом (обычно по вине Гилберта). Самая крупная ссора — из-за постановочных расходов на оперетту «Гондольеры» (1889) — продолжалась почти три года, но Д’Ойли-Карт сумел их снова свести и помирить, и после этого Гилберт и Салливен сочинили вместе еще две свои последние оперетты: «Утопия — с ограниченной ответственностью» (1893) и «Великий герцог» (1896).
В 1900 году Салливен скончался от болезни легких. Гилберт пережил его на одиннадцать лет и умер в 74 года от сердечного приступа, когда бросился в озеро спасать тонувшую женщину: он вытащил ее на берег, но сердце не выдержало — у него произошел тяжелый инфаркт, которого он не пережил.
Парадоксальным было это содружество, и парадоксом стала посмертная известность Гилберта и Салливена. Салливен видел себя прежде всего автором величественных симфоний, ораторий и большой оперы «Айвенго» (1890) по роману Вальтера Скотта, с успехом шедшей в лондонском «Ковент-Гардене»; и он не желал, чтобы его имя связывали с опереточной буффонадой. А Гилберт считал себя прежде всего серьезным драматургом и поэтом (он написал и поставил на сцене ряд пьес и выпустил несколько сборников стихов), а вовсе не автором опереточных либретто. Оба они не хотели запомниться потомкам по своим, как они считали, несерьезным, малозначительным произведениям. Так что, по непонятной прихоти счастливой судьбы они завоевали посмертную славу вопреки своей воле.
В стихотворных текстах песен переводчик сохранял размер подлинника, чтобы их можно было петь (хотя нет уверенности, что их будут петь). Тексты всех либретто переведены по изданию: The Annotated Gilbert and Sullivan. Introduced and edited by Ian Bradley. Vol.1. Penguin Books, London, 1988. В переводах использованы варианты и добавления, указанные в данном издании.
Читать дальше