Евгений Водолазкин - Музей

НИКОЛАЕВ. И что же, тебе это не показалось подозрительным?

ДРАУЛЕ. Ничего плохого не подумала, представляешь? Считала это простой товарищеской опекой. Обычной мерой против перегрева. У нас в Смольном знаешь как топят? И только, оказавшись в чем мать родила, я поняла, Николаев, его замысел!

НИКОЛАЕВ. В чем мать родила?! А юбка?

ДРАУЛЕ. Забыла тебе сказать: юбку он снял еще раньше. Понятно, что как совслужащая я почувствовала себя без юбки крайне неуютно. Ну, представь: войдет кто-то из товарищей, та же товарищ Суомалайнен-Тюнккюнен, а я – без юбки. Очень красиво! А товарищ Киров к тому же – без штанов. Правда, в пиджаке и при ордене. Вот мужики, а? Без ордена – никуда! Всю меня этим орденом исколол.

НИКОЛАЕВ ( хриплым голосом ). Дальше.

ДРАУЛЕ. Да брось ты, Николаев, зачем тебе?

НИКОЛАЕВ. Что дальше было?

ДРАУЛЕ. Ну, обстановка, сам понимаешь, неординарная. Огромный стол, чернильница с крейсером «Аврора». Одна радость – мягкие бумаги, хорошо, что Сергей Миронович имеет такую обширную переписку. Вся страна ему пишет!

НИКОЛАЕВ. Мразь, мразь, мразь!!!

ДРАУЛЕ. Ах, Николаев, Николаев, как же мне было хорошо! С тобой никогда так не было. Как он владеет своим телом, как он умеет быть нежным! Ради меня он может раздеться в своем кабинете, он может взять меня голую на руки и нести, нести по Смольному… Это настоящий мужчина. Он знает каждую мою струну! Он умеет доставлять удовольствие, Николаев!

НИКОЛАЕВ. Я убью его, слышишь?! Он будет лежать в холодном морге, и никакая на свете сила не позволит ему пошевелить хотя бы пальцем! А тамошний мясник будет вытаскивать из него его гнусные потроха!

ДРАУЛЕ. А знаешь, если бы ты убил Кирова, я бы тебя даже уважать стала. Любить бы не стала, а уважать – да. Это поступок. Такого человека можно считать мужчиной. Только кишка у тебя тонка Кирова убить.

НИКОЛАЕВ. Мильда!!! Ты еще пожалеешь о том, что сказала! Теперь я его точно укокошу! ( Многократно стреляет в портрет Кирова на мишени. )

Входят Зарубаев с Сисяевой.

ЗАРУБАЕВ. Крики, дым, стрельба… А у меня голова с утра болит. Ну, разве так можно, товарищи?

НИКОЛАЕВ. Как это вы сюда, интересно, попали? И вообще, кто вы такие, чтобы мне в моем доме замечания делать?

СИСЯЕВА. Мы вам, товарищ, звонили-звонили, но вы так, извините меня, расстрелялись, что ничего не слышали.

ЗАРУБАЕВ. Нельзя так громко стрелять.

СИСЯЕВА. Вы, значит, тут себе стреляете, а двери не закрыли. Вот мы и вошли.

ЗАРУБАЕВ. Двери, между прочим, закрывать надо.

СИСЯЕВА. И что это за мода такая – стрелять? Начитались, пардон, беллетристики и нарушаете социалистическую законность.

НИКОЛАЕВ. А я и вас сейчас к чертовой матери постреляю!

ЗАРУБАЕВ. Не надо стрелять. От этого голова болит. И вообще, товарищ, говорите тише.

ДРАУЛЕ. Откуда вы?

СИСЯЕВА. Из Музея Сергея Мироновича Кирова.

ДРАУЛЕ. Вот как? Не слыхала что-то о таком музее. И где же он помещается?

ЗАРУБАЕВ. Помещение наше покамест занято, но освобождения ждем со дня на день. Не можем же мы к живым людям в квартиру въезжать, правильно?

НИКОЛАЕВ. Это кто же музеи таких гадов создает?

ДРАУЛЕ. Ну, ты не очень-то. Он ведь пока еще живой.

СИСЯЕВА. Это очень даже естественно, что товарищ Николаев в таком удрученном настроении. ( Открывает методичку. ) В нашей методичке про него ужас что написано… А что Сергей Миронович живой еще, так это не беда: мы пока о нем материалы собираем. Спустили нам инициативу вышестоящих товарищей – распространять опыт всемирных вождей.

ЗАРУБАЕВ. Вот и к вам, товарищ Николаев, обратиться посоветовали. Не дадите ли нового материала о жизни вождя?

НИКОЛАЕВ. Мой материал не готов еще!

СИСЯЕВА. Вы учтите, что нам до первого декабря непременно открыться надо.

ЗАРУБАЕВ. Кровь из носу!

НИКОЛАЕВ. Если под руку каркать будете – вообще раздумаю. Человек собирается в один исторический ряд с Халтуриным и Перовской становиться, а они ему сроки спускают. Это вам не дрова рубить – дело творческое: когда получится – тогда получится. Им, видишь ли, к первому подавай! Перестреляю вас, уродов, к чертовой матери – будете знать!

ДРАУЛЕ. Ну, хватит уже, Николаев, в ушах звенит. Ничего не сделал еще, а туда же, к Халтурину примеривается.

СИСЯЕВА. Ничего страшного. Дорогу, что называется, осилит идущий.

ЗАРУБАЕВ. Глаза боятся – руки делают.

СИСЯЕВА. Мне кажется, вы уже в подходящей форме, ваше состояние ( заглядывает в методичку ) в целом соответствует материалам экспозиции.