Михаил Рощин - Старый Новый Год

Вася (вздох). Нда, скорей бы ночь прошла, да сно­ва за работу!

Полуорлов (ищет еду). Где же Адамыч-то про­пал?..

Входит Клава Полуорлова.

Клава Полуорлова. Что ты ищешь? Там ниче­го нет. Ложитесь лучше.

Полуорлов. Опять «ложитесь»! Дай хоть по бу­тербродику.

Гоша. С колбаской бы с копчененькой…

Клава Полуорлова. Петенька, ну нет ничего, честное слово…

Полуорлов (взрыв). Ну хлеб есть? Хлеб?..

Себейкин. Слушай, а может, зря я от мастеров отказался? Раньше-то всегда такую мечту имел! Еще пацаном… Да где уж! Даже семилетку не кончил! А по­том, сам знаешь, – за другим погнался…

Вася. Отдыхай, Петь!

Входит Клава Себейкина.

Себейкин. Слыхал? «Буратину»-то в фабрику хо­тят расширять… Немецкое оборудование получаем, кук­лы «папа-мама» будут говорить, на нашем участке го­лосов теперь большая ответственность ляжет…

Клава Себейкина. Сто раз уж одно и то же рас­сказываешь!

Себейкин. Ну вот, видал! Поговорить уж нельзя!

Клава Себейкина. Не наговорились? Утро ско­ро!.. Пирог будет кто?.. А то уберу. (Выходит.)

Себейкин. Ну вот, перебили, черт!..

Полуорлов. Ты пойми, Гоша, что такое наша ла­боратория! Мы работаем ради будущего! Мы на пороге таких физических и психических потрясений, каких не знал мир! Цветущая земля превратится в помойку, а ми­ровой океан в зловонную лужу! Женщины будут рожать мутантов, каких не видывал свет и имя которым в ста­рину было одно: антихрист!..

Гоша. Ты не прав. Сегодня, например, прекрасная погода!

Полуорлов. Пресс научного прогресса оказывает не только причинно-следственное воздействие на весь биогенез – он дает еще некое жестокое излучение, в ко­тором фатально мутирует любая рациональная идея! Понимаешь, какая ответственность?..

Входит Клава Полуорлова с двумя золочеными орехами с елки.

Клава Полуорлова. Вот вам орехи. Больше ни­чего нет. (Уходит.)

Полуорлов. Фу, черт! Перебила! О чем я?

Гоша. Ты насчет ответственности.

Себейкин. Да, ответственность, говорю.

Вася. Да тебе-то что? Нас не касается.

Себейкин. Это конечно. (Мрачнеет.) Нас ничего не касается… Народ к коммунизму подходит, мировая об­становка вся к черту заостренная кругом! А нас все не касается! Учат нас, дураков, учат!.. Эх!..

Полуорлов. Борьба идей, вся мировая обществен­ность… А где я?

Гоша. А где ты?..

Полуорлов. Ай! (Отмахнулся.) Никто ничего не понимает!..

К Себейкиным входит Адамыч.

Адамыч (берет бутылку). Не хочешь? А народ хо­чет!

Себейкин. Какой народ?

Адамыч. Не спит, просит народ.

Себейкин. Да где народ-то? Где?..

Адамыч. С отдачей, Петь! С отдачей!

Себейкин. Бери… Кому это?

Адамыч. Я мигом, мигом… (Уходит.)

Себейкин. Погоди, Адамыч, поговорим… Эх, ушел! И спят все, храпят! А я не могу! Или на новом месте, или сны такие? Тут, знаешь, снится, будто, значит, я еще в армии и лежу на стрельбище, мишень вот как ясно передо мной, карабин в руках, все нормально, и должен я в самую тютельку попасть.

Входит Клава Себейкина.

Все в норме, я, значит, целюсь и вот сейчас попаду!.. Жах!.. И мимо! Мишень – вот она, карабин в порядке, я в порядке, а без толку. Опять целюсь, думаю – все, теперь железно! Жах!.. И обратно ни фига!.. Понял!.. Затвор вынимаю, диск разнимаю…

Клава Себейкина. Привет! Затвор! Уж ружья-то сто лет в руках не держал!..

Себейкин (разводя руками). Нет, видали?.. Да ты уж за ружье-то дай мне сказать! Уж про ружье-то я боле знаю!

Клава Себейкина. Стрелок! (Выходит.)

Себейкин. Нет, это что, а?.. Фу, черт, сбила!.. Про что я?..

Вася. Ты про стрельбище.

Полуорлов. Кладбище.

Гоша. Что?

Полуорлов. Снится мне кладбище, всю неделю. Понимаешь?

Гоша. Ваганьковское или Пятницкое?

Полуорлов. Кладбище идей. Я иду, а они лежат… Мои идеи! Голова – кладбище, а?

Себейкин. Эх, Васька! Все у нас есть, а душа чего-то не на месте! Скучно, Вася… Как живем-то?..

Вася. Отдыхай. Как живется, так и живем.

Себейкин. То-то что – как живется!.. Эх!.. (Вздыхает.) Правильно Адамыч скажет: «Не хлебом единым жил человек!»