Серж Брусов: Эклиптика

– Да ну, брось, лето только-только за середину перевалило, а ты уже за свое взялась.

– Не-а, оно и правда почти кончилось! Конец июля… И август уже на подходе, а в августе – сам знаешь, как это всё ощущается…

Эта привычка Ланы из года в год удивляла меня. Она постоянно говорила о том, как быстро прошло лето, и неважно, что на дворе при этом мог стоять только что начавшийся июнь месяц. Сейчас, однако, в чем-то она была права. Какое-то призрачное ощущение надвигающейся осени витало в чуть охладившемся после двухнедельной жары воздухе. Мы сидели на открытой веранде кофейни «Шоколадница» на Кутузовском проспекте. Было около семи вечера, солнце плавно катилось к горизонту, постепенно становясь похожим на огромный светящийся апельсин.

– Небось, в соцсетях уже всё этой темой запостила? – мне не нравились глаголы, образованные от английского слова «post», означавшего «запись», но после долгого общения с Ланой часть ее лексикона прочно укрепилась и в моем словарном запасе.

– Ой-ой-ой, – наигранно скривилась девушка, – постишь у нас только ты. Причем с утра до вечера и каждый день.

– Что ж поделать…

– Ладно, я побежала на вождение. Вот чай.

Она небрежно кинула две смятые сторублевки на стол.

Я попытался вспомнить, когда появилась эта странная традиция – я оплачиваю счет, Лана оставляет чаевые. Кажется, уже на первом нашем свидании около года назад. Я тогда повел ее в какой-то средиземноморский ресторан на Маяковке. Расплатился кредиткой и неожиданно обнаружил, что наличных в бумажнике осталось ровно десять рублей. С трудом переборов неловкость, я вслух отметил непозволительную наглость со своей стороны и спросил, не может ли она оставить на чай. Едва заметно улыбнувшись, Лана достала из кошелька чаевые. Да, вроде бы, именно в тот вечер установился такой порядок оплаты ресторанных счетов.

Мы расстались несколько месяцев назад, но совсем недавно снова встретились и решили попробовать начать все сначала. Мне изначально показалось, что это не очень хорошая идея, похожая на оживление трупа. Но мы искренне надеялись, что это будет скорее сеанс экстренной реанимации с мощным электрическим разрядом, вновь запускавшим остановившийся мотор, чем оккультная процедура вдыхания жизни в зомби.

Я смотрел вслед удаляющейся в сторону Киевского вокзала Лане, походкой напоминающей мне модель с подиума на какой-нибудь неделе моды в Милане или Париже. Сегодня на ней было прямое ярко-фиолетовое платье чуть выше колена и большие круглые сережки такого же цвета. Темно-каштановые волосы убраны в аккуратный хвостик, закрепленный пурпурной заколкой, в руках маленькая сумочка в тон с платьем и серьгами. Туфли были чуть темнее, чем все остальное, но органично вписывались в общую цветовую гамму. Я попытался вспомнить, использовала ли Лана сегодня фиолетовую губную помаду, но так и не смог этого сделать – не обратил внимания. Мне не то чтобы не нравился ее постоянный пригламуренный образ – я ничего не имел против, да и социальное положение накладывало свой отпечаток, но я не раз намекал девушке на то, что она слишком зациклена на безупречности внешнего облика. Ей было всё равно.

Семья Ланы, состоявшая из нее, мамы и отчима, была одной из самых состоятельных в столице. Ее мать являлась главой крупной строительной компании, занявшей значительную долю московского рынка, а отчим имел солидное положение в финансово-банковской сфере. Чем именно он занимался, мне было неизвестно, да и интереса к этому я не испытывал. Мы пересеклись с ним лишь однажды, буквально на пять минут, когда я зашел за Ланой перед походом в кино. Другое дело – ее мама, с которой мы регулярно виделись дома у девушки. Я был несколько удивлен, что человек ее статуса может столь часто бывать дома, о чем как-то раз и спросил, получив в ответ небрежную реплику о том, что важно «иметь под собой команду профессионалов, на которых можно в любой момент положиться».

С мамой Ланы мы, вообще говоря, ладили не очень хорошо. То есть, если она и старалась делать вид, что все в порядке, но удавалось ей это… почти никогда. Евгения Николаевна была твердо убеждена, что ее любимая ненаглядная дочка должна дружить, да и вообще общаться только с «равными себе». Так мне говорила Лана. Она и сама так искренне считала, а я, видимо, являлся для них обеих тем самым исключением, которое было просто необходимо для подтверждения правила.

– Можно забирать?