Лариса Логинова: Эроменос

Один из них в точности повторял виденную юношей раньше фреску. Ганимед… действительно чем-то напоминающий его самого. Так может, это и была основная причина того, что Рес избрал его воспитанником? И даже заплатил отцу, хоть обычно этого не делали – сама возможность стать учеником богатого и знатного афинянина уже была достаточным вознаграждением родителям, воспитавшим такого сына.

Кассандр помнил, как гордился отец оказанной честью, но не разделял этих восторгов. И даже сейчас, оказавшись среди роскоши, юноша не чувствовал себя спокойным и довольным. Всё это было и останется чужим, и таким же чужим в этом доме будет он сам, несмотря на все заверения Реса, что тот позаботится о воспитаннике как самый настоящий отец.

Слова… слова, за которыми скрывалось слишком много того, чего Кассандру не хотелось вовсе, и не только с Ресом. Не хотелось вообще. Он уже успел прочесть о любви очень много, но так и не понял, что же это такое. Стрелы Эрота пока что летели мимо сердца юноши, хоть очень многие в палестре уже были поражены ими.

Иногда Кассандр даже завидовал им, познавшим эту недоступную пока что сладость. Он не раз и не два перечитывал истории Гармодия и Аристогитона*, Геракла и Иолая, Ахилла и Патрокла и невольно начинал желать подобного чувства, но… Эрот был глух к молитвам, а золотые стрелы попали в Нелея, но миновали его самого.

А может, боги его за что-то прокляли, ведь кричала как-то мачеха, что он – проклятый? Правда было это после того, как Кассандр подрался с младшим братом, защищая честь своей матери, которую и не помнил почти. Только светлые волосы и почему-то очень печальные глаза – вот и все, что иногда являлось юноше во снах, оставляя на утро грусть и горечь.

Глядя на мать Нелея – рослую и сильную спартанку, Кассандр завидовал другу. Его мать мало того, что была родной, так еще и почти не уступала отцу, что было совсем уж странно для афинян. Она никогда не сидела на женской половине и принимала живое участие в воспитании Нелея, да и самому Кассандру тоже досталось несколько уроков от матери лучшего друга – Аканты.

А еще юноша вспомнил, как Нелей говорил, что мечтает так же, как и его отец, стать победителем Олимпиады, а Кассандру тогда оставалось только улыбаться в знак поддержки и согласия. Интересно, как долго он еще сможет так же часто и легко улыбаться тут, среди дорогих тканей, фресок и статуй?

Свернув свиток, юноша положил его на стол и взял следующий – это оказались стихи о любви, и Кассандр невольно очаровался красотой слов, присел на стул, продолжая читать. Служители Муз, а особенно поэты, всегда восхищали юношу. Он как-то даже сам пытался что-то сочинять, но остался недоволен результатом, не решился показать свои творения даже Нелею, и просто стер всё с таблички, опасаясь, что её могут случайно найти и поднять его на смех.

Сильнее всего ранили Кассандра именно насмешки, телесная боль от ударов не казалась такой сильной, как боль, терзающая сердце, грызущая изнутри, не дающая спать ночами. Потому-то и привязался он к Нелею, защитившему от издевательств и сделавшему пребывание Кассандра в палестре не столь невыносимым. И сейчас юноше так хотелось снова увидеть друга, но… тут вспомнилась их последняя встреча и те, так больно хлестнувшие слова: «Лучше нам больше не встречаться. Никогда». Тяжело вздохнув, Кассандр снова погрузился в чтение, надеясь, что поэзия отвлечет от грустных воспоминаний.

И это действительно случилось – спустя какое-то время Кассандр снова полностью сосредоточился на стихах, начиная понимать, чего именно не хватало тогда его строкам – неразбуженное любовью сердце изъяснялось скудно и сухо, совсем не так, как делал это настоящий поэт Эрато.

– Вижу, тебе тоже по вкусу эти чудные строки? – голос Реса заставил юношу вздрогнуть, а тяжелая рука воспитателя легла на плечо. – Я рад, ведь сам подбирал свитки, в них истории, которые люблю я и, надеюсь, полюбишь ты. Скажи, что я не ошибся, Кассандр.

– Нет, – осторожно положив свиток на стол, юноша глянул на воспитателя, заметил в темных глазах какие-то поблескивающие искры и продолжил: – Я люблю поэзию, учитель.

– Замечательно! – воскликнул Рес, убирая руку и садясь на постель. – Кроме того, Эвмел говорил мне, что у тебя прекрасный почерк, это правда?

– Не знаю, – пожал плечами Кассандр, – учителя меня хвалили, но я не могу оценить себя сам.

– Молодец, – одобрительно улыбнулся Рес, – мне нравится твоя сдержанность. А то, насколько красиво ты пишешь, очень легко проверить. Видишь, на столе лежат и чистые листы? Возьми один из них и перепиши на него стихотворение, которое тебе понравилось больше других. Давай же.